О трудностях перевода с человеческого на политический

В одном из рассказов Борхеса обсуждается язык, который состоит из одних глаголов. Мир существа, использующего такой язык, радикально отличался бы от мира человека, даже если такое существо жило бы на Земле, потому, что язык — это своего рода метатеория. Он устанавливает первичную классификацию явлений и связей между ними и служит основой всех последующих теорий. Мы вряд ли могли бы до конца понять существо, в языке которого есть только глаголы, поскольку наш язык устроен не так и, соответственно, мы видим совсем другой мир.

Все эти вроде бы абстрактные вещи нужны здесь для того, чтобы сказать, что мы создаем картину мира с помощью языка и тот, кто может манипулировать языком может существенно исказить представления о реальности большого числа людей. Это, в общем, хорошо известные всем вещи. Причем, не обязательно это должно быть нечто драматическое вроде «новояза» Оруэлла. Мы совсем недавно на своем собственном опыте столкнулись с явлением такого же рода.

Думаю, все помнят удивительный момент, когда Майдан, после первых избиений и попыток разгона, попытался сформулировать позицию «за». То есть, казалось бы понятно, против чего выступали люди на Майдане, но чем дальше, тем больше слышались требования «программы» и тому подобных вещей. Были приложены большие усилия, каждый, кто считал себя способным, писал программы, огромное количество людей участвовало в многочисленных группах программописателей и еще большее количество горячо обсуждало все это в интернетах и вживую. В итоге вышел полный пшик. Каждый раз получалось очередное «улучшить, углубить и расширить», то есть, оставить все как есть, только «нанять профессионалов», «управленцев-менеджеров» или « патриотів, вболюваючих за Україну” . Выяснилось даже, что и Янукович вполне себе легитимненький президентик и, в общем, нет никаких оснований для досрочных выборов, не говоря уже об импичменте. Это был очень большой конфуз, громогласное «упс...», недвусмысленно прозвучавшее над всей Украиной. После "упса..." публику охватила некая растерянность, от которой ее спас переход конфликта в вооруженную стадию.

Что же случилось и какое значение имеет для нас этот опыт? Случилась следующая вещь. Политический язык, на котором вещают СМИ, эксперты, политики и прочая публика такого рода и на котором пишутся политические программы, оказался совсем непригоден для описания реальности. Политическая теория, созданная с помощью этого языка, предполагает, что политика лишь отражает «социальные процессы», является способом жизни социума. Но когда этот социум, огромное количество людей, прямо заинтересованных в результате, пришел в движение и попытался непосредственно выразить себя с помощью этого языка, ничего у него не получилось. Повторю - программы писали не те и не только те, кто слушал речи со сцены и «голосовал» на бесконечных «вече», это был грандиозный эксперимент, в котором участвовало огромное количество народа. С абсолютно нулевым результатом. Разрыв между «бэканьем» и «мэканьем» программ и яростью людей, пошедших, в итоге, под пули, более, чем очевиден. Не могут люди идти под пули ради «конституционной реформы» или «большей прозрачности госзакупок».

Все это означает, что мы пытались с помощью языка, в котором есть только глаголы, объяснить человеческий мир, который описывается более сложным языком. Политический язык продемонстрировал свою полную непригодность к описанию реальности. Стало очевидно, что политика не есть один из способов «жизни социума». Наоборот, вся эта история ярко свидетельствует о том, что политика есть способ манипуляции социумом, в том числе и с помощью специфического языка. Политический язык объясняет человеку мир с точки зрения государства. Это метатеория, в которой «зашиты» явления и связи между ними таким образом, каким их хочет видеть государство. Если постоянно иметь это в виду, то этот язык можно понимать. Но вот создать на нем нечто адекватное для человеческой жизни вряд ли удастся.