Уроки средневековой торговли. Купцы Магриба

Магриб – это средневековое название стран Северной Африки, расположенных к западу от Египта. Название сохранилось в арабском языке и поныне.

В частности, Эль Магриб – это самоназвание современного Марокко. Наибольшего размера Магриб достиг в X веке, когда помимо стран Северной Африки к нему относились мусульманская Испания (Андалусия), Сардиния, Сицилия и Балеарские острова.

I. Каирская гениза

Как отдельное направление в исследованиях Средневековья Магриб выделился в начале XX века, по мере изучения документов из Каирской генизы – крупнейшего архива средневекового еврейства, сохранившегося в генизе синагоги города Фустат (Старый Каир). Документы, найденные в генизе, охватывают более тысячелетия - с конца IX по конец XIX века.

Евреи, основавшие синагогу в Фустате, в IX веке покинули неустойчивые в политическом отношении окрестности Багдада и расселились по часовой стрелке по всему Средиземноморью. Основным местом их поселения был Каир и его окрестности. Прибывшие из окрестностей Багдада магрибские евреи были меньшинством с особой социальной идентичностью, выделявшей их из более обширного еврейского населения. Они почти не поддерживали отношений с евреями из Леванта, Италии и Греции, не говоря уже о евреях из более далеких регионов.

Всего к Магрибскому периоду относится около трех тысяч документов, написанных несколькими сотнями авторов. Почти сотня писем адресована Нахраю бен Нассиму – влиятельному купцу, проживавшему в Каире в первой половине XI века. В числе приложенных к письмам документов - контракты, прейскуранты, рекомендательные письма, гарантии и даже векселя. Эти документы как раз и проливают свет на то, как вели свои дела магрибские купцы.

Из найденных документов известно, что торговля в Средиземноморье в XI веке была свободной, частной и конкурентной. Официальные ограничения миграции, движения капитала или товаров практически отсутствовали. Фатимидский халифат, частью которого являлся и Магриб, допускал религиозную терпимость по отношению к нешиитским течениям ислама, а также к евреям, мальтийским христианам и коптам. На торговлю в большей степени влияли пиратство и погода, чем действия религиозных или светских властей.

II. Веротерпимость, репутация и неписанные правила

Политическая стабильность и веротерпимость Фатимидского халифата способствовали развитию торговли. С определенного момента магрибские купцы перестали путешествовать с товарами самостоятельно, и доверили как сопровождение грузов, так и продажу товаров по месту их прибытия агентам. Практика устойчиво существовала несколько сотен лет. Всего в документах генизы в течение IX-XI веков упоминается несколько сотен купцов, в деятельность которых было вовлечено до двух тысяч агентов. Из писем, адресованных Нахраю бен Нассиму, стали известны имена пяти десятков его агентов, которые вели деятельность в Египте, Леванте, Тунисе, Марокко, в Андалусии и на Сицилии.

Магрибские купцы не имели организации вроде гильдии, но, тем не менее, они очень дорожили своей репутацией. Возможно, дело в замкнутости их сообщества, где потеря репутации означала сперва крах доверия, а после - и крах деловой карьеры. Тем не менее, переписка не дает оснований считать, что купец, утративший репутацию среди магрибских евреев, не имел шансов ассимилироваться среди других купцов веротерпимого Фатимидского халифата. Из этого следует, что забота о собственной репутации имела какие-то иррациональные, и, скорее всего, религиозные корни. Но факт остается фактом: именно забота о собственной репутации стала тем институтом, на котором и строились отношения в среде магрибских купцов.

Нормы поведения магрибских купцов определял некий «магрибский кодекс» - набор правил, несоблюдение которых приводило к полной или частичной утрате купцом репутации внутри сообщества. Из найденных документов известно, что кодекс сформировался под влиянием иудаизма, ислама, местных законов, обычаев и морали того времени. В годы его применения кодекс казался чем-то настолько очевидным, что идея его записать так никому и не пришла в голову. Как следствие, все, что нам теперь о нем известно – это некие отсылки к его нормам из переписки купцов. Но это не умаляет факта: уже в XI веке, задолго до формализации светского законодательства, в сообществе торговцев-евреев уже существовал некий добровольный кодекс, которого они показательно придерживались в вопросах географии путешествий, выбора товаров, отношений с агентами, нормы прибыли и кредитования.

III. Кредитование и торговые агенты

С позиции институтов особый интерес представляет влияние кодекса на вопросы кредитования и отношений с агентами. С учетом того, что кодекс так нигде и не был записан, массовость согласия с его нормами – это действительно феномен. Феноменально и влияние кодекса на принимаемые торговцами решения, ведь единственное, чем каралось нарушение кодекса, были репутационные потери в их сообществе. Итого, уже в XI веке группа купцов-иудеев, подданых Фатимидского халифата, при кредитовании и работе с торговыми агентами соблюдала некий достаточно строгий набор неписанных правил, нарушение которых приводило к потере репутации, и по этой причине было крайне нежелательным.

С кредитованием проще. Щепетильность этого процесса предполагала хоть какое-то документальное оформление кредита: либо в виде договора, либо в виде расписки заемщика, либо в виде гарантии третьей стороны. Проценты по кредитам сильно разнятся, представляя собой где-то классический банковский процент, где-то долю в прибыли, где-то аннуитет. Из-за этого у нас нет возможности оценить, сколько в среднем стоил капитал. Но тут важно другое: кредитование в те годы было уже настолько развито, что есть все основания считать, что за тысячу лет, которая прошла с того времени, мы не придумали больше ничего нового.

В отношении кредитов кодекс был неумолим: заемщик отвечает по кредиту всем своим имуществом, и если наступила дата возврата, кредитор имел право получить свои средства с применением силы. Сведений о том, кто принуждал исполнять договора немного, но, судя по всему, исполнением договоров занималась местная власть. Правда, в отношения между иудеями фатимиды вмешивались крайне неохотно, так как было не вполне ясно, по какому праву их судить: иудейскому, мусульманскому или основанному на местном обычае. Как следствие, отдельные договора исполняли вооруженные представители общины, тогда как местные власти просто не вмешивались.

Интереснее была ситуация с агентами. Еврейское право того времени ограничивало возможность преследования агентов в судебном порядке за предпринимательские ошибки. Если в результате заключенной агентом сделки купец нес убытки, нужно было вначале доказать, что убытки – это результат злого умысла, а не ошибки или невезения. В целом, этот арбитраж регулировался кодексом, но, очевидно, кодекс не мог описать и малой толики всех возможных перипетий торговой жизни. Как следствие, купцы очень часто писали друг другу письма в просьбой дать оценку своим действиям и действиям агентов с оглядкой на кодекс. Это особенно удивительно: в течение очень короткого промежутка времени купцы могли написать друг другу соответствующие запросы, и несмотря на ожидаемую круговую поруку, решения часто выносились не в пользу друг друга. Проще говоря, схема «ты мне – я тебе» не работала: вынесение решения в пользу купца вовсе не означало, что завтра он вынесет решение в твою пользу.

Как видно, в XI веке, в ситуации, когда письмо шло несколько месяцев, купцы предоставляли агентами возможность распоряжаться капиталом настолько свободно, что доказать факт злого умысла, а не предпринимательской ошибки, было почти невозможно. Примечательно, что агенты действовали действительно самостоятельно, ведь писем, где они согласовывали будущие сделки с владельцами капитала действительно немного. Так, соотношение писем с отчетами или предложениями разделить прибыль против писем-согласований примерно десять к одному. Отдельно стоит отметить письма, где агенты уведомляли о полученном убытке, и опираясь на нормы кодекса объясняли, почему приняли то или иное решение. В частности, ссылаясь на кодекс агент ждал хорошей цены на переданный ему товар, но из-за погодных условий покупатели так и не прибыли в порт вовремя, и товар пришлось продать гораздо ниже обычной цены.

Очевидно и то, что система отслеживания действий агентов была тоже несовершенной, так что купец мог ошибочно прийти к заключению, что агент ведет себя нечестно. Но даже в такой ситуации агент мог обратиться к другому купцу и обосновать свои действия. Например, Маймун бен Халифа из Палермо дважды писал Нахраю бен Нассиму из Фустата о том, что он был очень несправедлив к агенту, и что действительно погодные условия все лето были такими, что корабли не могли зайти в гавань, и большое количество товара действительно сгнило на складах в порту.

IV. Только ли репутация?

Мы не знаем, какое решение в отношении плохой торговли на Сицилии принял Нахрай бен Нассим, но уже через два года прощенный агент прислал отчет об очень удачной череде сделок с перцем. Из письма становится ясно, что агент сумел увеличить доверенный ему капитал почти в четыре раза, и теперь претендовал на четверть полученной прибыли. Иными словами, либо благодаря письму Маймуна бег Халифа, или еще по какой-то другой причине, но Нахрай бен Нассим сменил гнев на милость, простил агенту порчу товара и застой в делах, и уже через пару лет со сторицей возместил свои потери.

И на основании этого открытым остается вопрос. По какой причине агент, увеличивший в четыре раза доверенный ему капитал, просил у хозяина капитала четверть от полученной прибыли, а не присвоил себе все средства и не уехал куда-то в направлении Лютеции или Киева? Что заставляло агента так дорожить своей репутацией, что вместо синицы в руке он предпочитал сохранить отношения с Нахраем бен Нассимом? Из письма известно, что размер полученной прибыли позволял купить несколько десятков тысяч овец, став по тем временам неслыханно богатым человеком. Тем не менее, агент предпочитал играть в долгую, а надежность отношений ценил больше, чем сиюминутную прибыль.

Масьяфский и аламутский арбитражи, очевидно, присутствовали. Но привлечение исмаилитов в торговые споры было, судя по всему, чем-то из ряда вон выходящим, а не правилом. Так, в нескольких тысяч документов за XI век упоминается несколько сотен смертей купцов или их агентов. Убийство стало причиной смерти всего лишь пару раз, а все прочие причины- это или смерть от старости, или от болезни, или из-за трагических перипетий в жизни купца (кораблекрушение, песчаная буря, нападение пиратов и т.д.). Агенты магрибских купцов боялись их коллективного наказания сильнее, чем визита детей Старца Горы.

Единственное относительно пригодное объяснение такой заботы о репутации – это закрытость и самодостаточность сообщества магрибских купцов. Напомню, что они почти не вели дела даже с еврейскими купцами из христианских государств, той же Италии или Византии. Итого, сообщество магрибцев было достаточно большим для того, чтобы комфортно вести дела не покидая его пределы, а следование неписанному кодексу придавало ему необходимую институциональную устойчивость. Сложилось самоподдерживающееся равновесие: следование магрибской идентичности, построенной вокруг неписанного купеческого кодекса, позволяло предположить достаточно высокий уровень жизни и стабильность делового успеха, тогда как изгнание из общины означало крах деловой репутации и невозможность заниматься торговлей в дальнейшем. Отдельный вопрос, на которой переписка из генизы не дает ответа – это возможность ассимилироваться в другой общине. Мы так и не знаем, что удерживало того же агента Нахрая бен Нассима от хищения его средств, бегства в какую-то другую страну и приобретения какого-то способного приносить ренту имущества.

Дополнительная эффективность сделок, ожидание будущего найма и достоверность информационных потоков гарантировали институциональную стабильность сообщества магрибских евреев. Недоверие к чужакам снижало перспективы и возможности, но на тот момент отказ от части возможностей в гораздо большей степени снижал трансакционные издержки от неисполнения контрактов. Стратегия отказа от возможностей во имя большего снижения угроз иногда оправдывает себя. Убеждения, вокруг которых возникло сообщество, стали эффективными и способствовали его выживанию. Кроме того, вполне возможно, что у изгоев сообщества были определенные проблемы с ассимиляцией. В частности, процесс растворения магрибцев в еврейских общинах растянулся на два века, а последние письма, авторы которых идентифицировали себя как магрибцы и упоминали кодекс, относятся к годам Черной смерти.