“Спонтанные порядки» Хайека — простой пример

Хороший пример того, как выглядят те самые «спонтанные порядки», которые являются результатом не осознанного планирования с заранее определенной целью, а результатом деятельности множества людей, стремящихся к собственным целям, есть в классической

Хороший примертого, как выглядят те самые «спонтанныепорядки», которые являются результатомне осознанного планирования с заранееопределенной целью, а результатомдеятельности множества людей, стремящихсяк собственным целям, есть в классическойкниге Джейн Джейкобс «Смерть и жизньбольших американских городов». Не знаю,была ли знакома Джейкобс с идеями Хайекана момент написания ее книги (мне кажется,что, скорее всего, нет). По крайней мере,можно точно сказать, что Джейкобс всвоей книге не ставит никакихапологетических задач, не является«анархо-капиталистом» и последователем«австрийской школы». Она не приводитсвои примеры в рамках некоего умозрительного«как бы это могло быть». Ее цель кудаболее прозаична — это критикаградостроительной политики, принятойв США. Тем ценнее, как мне кажется, еенаблюдения.

Далее будет много цитати вообще довольно много текста.

Итак,Джейкобс описывает, как «правильная»улица производит столь любимую в нашихдискуссиях безопасность, которую, какмногие полагают, никак нельзя добытьбез государственного принуждения.Выясняется, что безопасность (понимаемаяв данном случае, как отсутствие грабежейи насилия) может существовать безполицейских патрулей, если на улицескладывается определенный спонтанныйпорядок. Вывод насчет полиции — мойсобственный, но он придет в голову любому«анархо-капиталисту», читающему этукнигу. Джейкобс же задается другимвопросом — почему одни улицы болеебезопасны, чем другие? В ходе ответа нанего, она и описывает тот самый спонтанныйпорядок, который лежит в основе жизнина безопасных улицах.

Для начала онаразвеивает несколько устойчивыхзаблуждений:

«Эту проблему(безопасности - ВЗ) нельзя считатьпроблемой старых городских территорий.Иногда она достигает ошеломляющейостроты на реконструированных городскихучастках, включая те, что считалисьобразцовыми, — например, в жилых массивахдля людей со средними доходами. Недавноначальник местного полицейскогоотделения одного такого массива, которыйрасхваливали по всей стране (расхваливалипрежде всего градостроители и займодатели),предостерёг жителей не только от того,чтобы ходить по улицам в тёмное время,но и от того, чтобы открывать дверьнезнакомым людям. Такая жизнь оченьнапоминает жизнь трёх поросят илисемерых козлят из детских триллеров.Проблема безопасности на тротуарах иу входных дверей одинаково серьёзна вгородах, где были сделаны сознательныеусилия по обновлению жилого фонда, и вгородах, в этом отношении отставших.Непродуктивна и попытка взвалитьответственность за городские опасностина те или иные меньшинства, на бедных,на «отбросы общества».Среди подобныхгрупп и среди городских территорий, гдеони проживают, наблюдаются громадныеразличия по части цивилизованности ибезопасности. Например, иные из самыхбезопасных для пешеходов нью-йоркскихулиц в любое время дня и ночи — это те,где живут именно бедные или представителименьшинств. Но и некоторые из опаснейшихучастков заселены людьми из ровно техже категорий. То же самое можно сказатьи о других крупных городах».

Затем следует,собственно, тезис:

«Первое, чтоследует понять: общественное спокойствиебольших городов (спокойствие на ихтротуарах и улицах) лишь во вторуюочередь поддерживается полицией, скольбы необходима она ни была. Прежде всегооно поддерживается сложной, почти невоспринимаемой сознательно сетьюконтроля и слежения, сотканной самимнаселением. На некоторых городскихучастках (очевидными примерами частослужат старые государственные жилыемассивы и те улицы, где чрезвычайновысока сменяемость населения) поддержаниезакона и порядка на общественныхтротуарах почти всецело возложено наполицию и специальную охрану. Такиеместа — настоящие джунгли. Никакиеполицейские силы не способны установитьцивилизацию там, где сломаны нормальныемеханизмы повседневного, непринуждённогоеё поддержания».

«И тут мы приходимк важнейшему вопросу, касающемуся каждойулицы большого города: насколько удобныевозможности для преступлений она даёт?Есть мнение, что во всяком городе имеетсянекий свой ни от чего не зависящий объёмпреступности, который так или иначебудет реализован (я в это не верю). Влюбом случае различным улицам достаётсявесьма различная доля варварства истраха перед варварством».

«Некоторые улицыне дают варварству никакого шанса.Замечательный пример тому — улицыбостонского Норт-Энда. В этом отношенииони, я думаю, не уступят никакому местуна земле. Хотя большинство жителейНорт-Энда — итальянцы или потомкиитальянцев, тамошние улицы интенсивнои постоянно используют люди всех рас икакого угодно происхождения. Иные из«чужаков» работают в Норт-Энде илипоблизости, другие приходят сделатьпокупки и прогуляться, многие, в томчисле представители меньшинств,поселившиеся в опасных районах, покинутыхпрежними жителями, переводят зарплатныечеки в наличные в норт-эндских магазинахи сразу делают там большие еженедельныепокупки, потому что на этих улицах нетриска расстаться с деньгами, не успевих потратить.

Фрэнк Хейви,директор местного социального учрежденияНорт-Энд-Юнион, говорит: «Я в Норт-Эндеуже двадцать восемь лет и за все времяне слышал ни об одном случае изнасилования,грабежа, надругательства над ребёнкомили другого подобного уличногопреступления в этом районе. Случисьтакое, я бы знал, даже если бы это непопало в газеты». Несколько раз за тридесятилетия, говорит Хейви, потенциальныенасильники пытались заманить в своисети ребёнка или поздно ночью напастьна женщину. И неизменно эти попыткипресекались прохожими, владельцамимагазинов или любопытствующими,заметившими в окно неладное».

Джейкобс говорит,что большой город отличается от деревнии маленьких городков тем, что на егоулицах постоянно находятся незнакомцы.В деревнях и маленьких городках людиобычно знакомы друг с другом и порядоктам в значительной степени основан нарепутации в местном сообществе. В большомгороде, конечно тоже полно разнообразныхкоммьюнити, но улицы используют все инезнакомцы на улицах — это норма, а неисключение (нужно сказать, что существуетпрактика своего рода закрытых поселенийв городской черте, о чем тоже говоритДжейкобс).

Как в этихусловиях городская улица можетподдерживать безопасность? ОтветДжейкобс — порядок на улице зависит от «сложности использования среды»

«Это истина,которую знают все: интенсивно используемаягородская улица, как правило, безопасна.Пустынная городская улица, как правило,— зона риска. Но какие механизмы тутзадействованы? И почему одни улицыиспользуются интенсивно, а другие нет?Почему люди сторонятся торгово-прогулочнойзоны в Вашингтон-Хаусез, созданнойименно для того, чтобы их привлекать?Почему тротуары старого города чутьзападнее комплекса полны народа? А чтоможно сказать об улицах, оживлённыхнекоторую часть дня, а потом резкопустеющих?

Чтобы улицабольшого города была способна выдерживатьнаплыв незнакомцев и даже повышать сих помощью уровень безопасности, чтовсегда происходит на успешных городскихучастках, она должна отвечать трёмглавным требованиям.

Во-первых,необходимо чёткое разграничение междупубличным и частным пространствами.Они не могут плавно перетекать друг вдруга, как это обычно бывает в пригородахи в жилых массивах, построенных поединому проекту.

Во-вторых,необходимы глаза, устремлённые на улицу,— глаза, принадлежащие тем, кого можнобыло бы назвать естественными владельцамиулицы. Здания, приспособленные для того,чтобы иметь дело с незнакомцами иобеспечивать безопасность как местныхжителей, так и незнакомцев, должны бытьобращены к улице. Они не могут стоять кней спиной или слепым боком и лишать еёзрения

И, в-третьих, на тротуареболее или менее постоянно должны бытьиспользующие его люди. Это важно какдля увеличения за их счёт числа полезныхглаз, так и для того, чтобы у достаточногоколичества людей в зданиях вдоль улицыбыл стимул смотреть на тротуары. Малокому нравится сидеть на крыльце или уокна и глазеть на пустую улицу, и почтиникто этим не занимается. Но оживлённаяуличная жизнь — увлекательное зрелищедля многих и многих».

«Не все горожанеучаствуют в заботе об улицах, и многие,кто в городах живёт или работает, неимеют представления о том, почемунаходиться в их округе безопасно. Наднях на улице, где я живу, произошёл одинслучай, и он заинтересовал меня именнов этом плане.

Должна объяснить,что мой квартал невелик, но в нем довольномного разных типов зданий: от несколькихразновидностей дешёвых многоквартирныхжилых домов до трёх- или четырехэтажныхнебольших строений, либо переоборудованныхтак, что на каждом этаже, кроме первого,имеется сдаваемая за низкую платуквартира, а на первом магазин, либо, какв моем случае, приспособленных дляодносемейного проживания. Противоположнаясторона улицы раньше в основном былазастроена четырехэтажными кирпичнымижилыми домами без лифтов с магазинамина первом этаже. Но двенадцать лет назаднесколько таких домов, от угла до серединыквартала, переделали в одно здание слифтами и небольшими квартирами,сдаваемыми задорого.

Случай, которыйпривлёк моё внимание, заключался взатаённой борьбе между мужчиной идевочкой восьми-девяти лет. Казалось,он добивается, чтобы девочка пошла сним. Он то умасливал её, то принимал виднапускного безразличия. Девочка стояла,прямая и напряжённая, как часто стоятсопротивляющиеся дети, у стены одногоиз дешёвых многоквартирных домов натой стороне улицы.

Наблюдая сценув своё окно второго этажа и думая, какмне вмешаться, если потребуется, я вскореувидела, что могу не волноваться. Измясного магазина на первом этаже тогосамого дома напротив вышла женщина,которая ведёт там торговлю вместе смужем. Скрестив руки на груди, с решительнымлицом она встала в пределах слышимостиот мужчины и девочки. Примерно в тот жемомент по другую сторону от них с твёрдымвидом появился Джо Корначча, которыйвместе с зятьями держит магазин кулинарии.Из окон дома высунулось несколько голов,одна быстро втянулась обратно, и несколькомгновений спустя её владелец вырос вдверном проёме позади мужчины. Двоепосетителей бара рядом с мясным магазиномподошли к двери и стали ждать. На моейстороне улицы слесарь, торговец фруктамии владелец прачечной вышли из своихзаведений, и из нескольких окон, кромемоего, за происходящим смотрели жильцы.Сам не зная того, незнакомец был окружён.Никто не позволил бы ему утащить девочку,пусть даже все видели её в первый раз.

С сожалением —хотя сожаление это чисто сценическогосвойства — должна сообщить, что девочкаоказалась дочерью этого человека».

«Главным условием,создающим возможность такого наблюдения,является обилие магазинов и другихобщественных мест, расположенных вдольтротуаров; особенно важно, чтобы срединих были заведения, работающие вечероми ночью. Основные категории такихзаведений — магазины, бары и рестораны;они обеспечивают безопасность натротуарах несколькими различными исложными способами.

Во-первых, онидают людям — как жителям округи, так и«чужакам» — конкретные поводы дляиспользования тротуаров, на которыевыходят эти заведения.

Во-вторых, онипобуждают людей идти по тротуарам мимомест, не привлекательных для публичногоиспользования как таковых, но становящихсяпромежуточными этапами на пути к чему-тодругому; так как географически этовлияние не распространяется оченьдалеко, заведения должны располагатьсяв районе достаточно часто, чтобы насытитьпрохожими промежуточные участки улицы.Более того, должно быть много разныхтипов заведений, чтобы у людей былипричины двигаться перекрёстнымимаршрутами.

В-третьих, самивладельцы магазинов и других предприятиймелкого бизнеса обычно являются активнымизащитниками закона и порядка. Они терпетьне могут разбитых окон и грабежей, имкрайне невыгодно, чтобы посетителинервничали по поводу безопасности. Еслиих достаточно много, они образуют оченьэффективную систему наблюдения заулицами и тротуарами.

В-четвёртых,уличная активность, создаваемая теми,кто идёт по делам, и теми, кто хочетперекусить или выпить, служит магнитом,привлекающим других людей.

Этот последнийпункт — о том, что люди самим фактомсвоего присутствия привлекают другихлюдей, — похоже, недоступен пониманиюградостроителей и архитекторов-дизайнеровв крупных городах»

«Незнакомцыстали колоссальным благом и стимуломдля улицы, на которой я живу, особеннопоздно вечером и ночью, когда средства,обеспечивающие безопасность, особеннонеобходимы. Нам повезло: у нас не толькоесть бар местного значения и ещё одинза углом, но к тому же имеется знаменитыйбар, привлекающий орды незнакомцев ссоседних городских участков и даже издругих городов. Он приобрёл известностьблагодаря тому, что его посещал и упоминалв своих произведениях поэт Дилан Томас.Каждый день работа этого бара чёткоразделяется на два периода. Утром и впервые послеполуденные часы этотрадиционное место встреч для старинногоместного сообщества портовыхгрузчиков-ирландцев и рабочих другихпрофессий. Но с середины дня здесь идётиная жизнь, больше похожая на гибридмужских пивных студенческих посиделоки литературного коктейля, и этопродолжается далеко за полночь. Еслиты проходишь мимо «Уайт хорс» холоднымзимним вечером и в этот момент дверьоткрывается, на тебя накатывает мощная,горячая волна разговора и оживления.Люди, идущие в бар и из бара, не даютнашей улице пустовать до трёх часовутра, и ходить по ней всегда безопасно.Единственный случай избиения на нашейулице, о котором я знаю, произошёл вмёртвый промежуток между закрытиембара и рассветом. Избиение прекратилнаш сосед, который увидел происходящеев окно и вмешался, подсознательноуверенный, что даже ночью он не одинок,что он составляет часть прочной системыуличного правопорядка».

«В некоторыхбогатых районах, где самостоятельныйнадзор горожан развит слабо, — например,на жилом участке Парк-авеню или насеверном отрезке Пятой авеню в Нью-Йорке— нанимают специальных уличныхнаблюдателей. В частности, однообразныетротуары жилой части Парк-авеню наудивление мало используются; потенциальныепользователи вместо них толпятся наинтересных, изобилующих магазинами,барами и ресторанами тротуарахЛексингтон-авеню и Мэдисон-авеню квостоку и западу и на ведущих к нимпоперечных улицах. Сеть швейцаров иуправляющих домами, посыльных и нянь,своего рода наёмная местная среда,обеспечивает жилую часть Парк-авенюглазами. Вечерами, полагаясь на швейцаровкак на оплот своей безопасности, владельцысобак выводят их на прогулку и добавляютсвои глаза к швейцарским. Но эта улицатак бедна наблюдателями, связанными сней органически, она создаёт так малоповодов к тому, чтобы использовать еёи надзирать за ней, вместо того чтобыпри первой возможности свернуть заугол, что, если квартплата упадёт нижеуровня, позволяющего содержать всехэтих многочисленных швейцаров и лифтёров,она безусловно станет улицей чрезвычайноопасной».

“Подкажущимся беспорядком старого городатам, где он функционирует успешно,скрывается восхитительный порядок,обеспечивающий уличную безопасностьи свободу горожан. Это сложный порядок.Его суть — в богатстве тротуарной жизни,непрерывно порождающей достаточноеколичество зрячих глаз. Этот порядокцеликом состоит из движения и изменения,и хотя это жизнь, а не искусство, хочетсявсе же назвать его одной из форм городскогоискусства. Напрашивается причудливоесравнение его с танцем — не с бесхитростнымсинхронным танцем, когда все вскидываютногу в один и тот же момент, вращаютсяодновременно и кланяются скопом, а сизощрённым балетом, в котором все танцорыи ансамбли имеют свои особые роли, некимчудесным образом подкрепляющие другдруга и складывающиеся в упорядоченноецелое. На хорошем городском тротуареэтот балет всегда неодинаков от местак месту, и на каждом данном участке оннепременно изобилует импровизациями».

Вобщем, безопасность, если соблюдаютсяусловия «сложности использования среды»возникает и существует как хайековскийспонтанный порядок. То есть, никто изего участников не ставил цельювозникновение такого порядка, никто не«следит» за ним специально. Разнообразиеокружающей среды порождает его как бы«само собой», это новое, незапланированноекачество, которое поддерживается самойсредой и если вдруг какие-то условияизменятся, порядок может разрушиться.Некоторые спонтанные порядки (Хайекобычно приводит пример языка, морали иправа) оказались настолько полезными,что, видимо, могут разрушиться тольковместе с человечеством.

Вутилитаристских терминах можно сказать,что разнообразие среды и «сложность»ее использования «снижает издержки»людей, которые непосредственно окажутсяна месте преступления (сосед Джейкобсуверен в том, что его поддержат даженочью), что позволяет поддерживатьприемлемый уровень безопасности.

Думаю, ненужно пояснять, что спонтанные порядки— обычное явление в нашей жизни,большинство этих порядков мы даже незамечаем, нужен специальный интерес испециальная ситуация (выяснить, почемуодни улицы безопасны, а другие нет) вкоторой может быть обнаружен иприблизительно описан спонтанныйпорядок.

Джейкобсописывает условия, при которых возможнопоявление безопасности, как спонтанногопорядка. Понятно, что такой порядокнельзя создать искусственно, даже еслипопытаться тщательно воспроизвестивсе эти условия. Скорее, можно сказатьо том, чего делать не следует. По сути,это частный случай более общей проблемыгосударственного вмешательства, ведь«сложность использования» возникает,как правило, там, где дела идут своимчередом и куда не добралась животворящаярука государства. Городское строительство— очень зарегулированная «отрасль».Городские власти во всем мире регулярносносят и перестраивают целые кварталы.Не рынок регулирует этот процесс, ачиновник. Наиболее типичным примеромрегулирования является «зонирование»,то есть, искусственное размещениестроений по признаку их использования(«жилые дома», «предприятия», «торговыеточки»). Все это, как правило, упрощает«сложность использования», что приводитк разнообразным проблемам, которые вдругих случаях решаются «сами собой»,то есть, за счет существования спонтанныхпорядков.

В заключениеочень показательная история.

«Рассмотрим дляпримера реакцию ортодоксальныхградостроителей на судьбы бостонскогорайона Норт-Энд. Это старый район снизкой квартирной платой, переходящийв прибрежную промышленную зону, и онофициально признан вместилищем наихудшихв Бостоне трущоб и позором города. Онвоплощает в себе все то, что просвещённыелюди с убеждённостью считают дурным,потому что это назвали дурным многиеавторитетнейшие специалисты. Мало того,что Норт-Энд вплотную примыкает кпромышленным предприятиям, — в немсамом жилые помещения сложнейшим образомсосуществуют со всевозможными рабочимиместами и торговыми точками. Здесьнаивысшая во всем Бостоне и одна изнаивысших в американских крупных городахплотность жилых единиц на участках,используемых под жильё. Здесь малопарков и скверов. Дети играют прямо наулицах. Здесь нет ни сверхкрупных, нидаже сравнительно крупных кварталов —все кварталы мелкие; пользуясь жаргономградостроителей, район «расточительноизрезан ненужными улицами». Зданиястарые. Словом, что ни возьми, все вНорт-Энде не так. В системе взглядовортодоксальногоградостроительстваэто трёхмерный учебный образчик«мегалополиса» в последней стадиииспорченности. Неудивительно, чтоНорт-Энд стал постоянным заданием длястудентов Массачусетсского технологическогоинститута и Гарвардского университета,изучающих архитектуру и градостроительство;снова и снова под руководством педагоговони на бумаге превращают его в совокупностьукрупнённых «суперкварталов» и парковыхзон, ликвидируют неподходящие видыдеятельности, преобразуют район вобразец порядка, элегантности и простоты,в нечто такое, что можно выгравироватьна булавочной головке.

Двадцать летназад, когда я впервые увидела Норт-Энд,его здания — таунхаусы разнообразныхвидов и размеров, разделённые по этажамна квартиры, и дешёвые многоквартирныедома в четыре — пять этажей, построенные,чтобы разместить поток иммигрантоввначале из Ирландии, потом из ВосточнойЕвропы и, наконец, из Сицилии, — былистрашно перенаселены, и создалось общеевпечатление, что район подвергаетсяжестокому физическому избиению и, самособой, чрезвычайно беден.

В 1959 году, когдая снова побывала в Норт-Энде, я былапоражена произошедшей переменой. Десяткии десятки домов были отремонтированы.Вместо матрасов, заменявших выбитыестекла, я увидела подъёмные жалюзи исвежую краску на стенах. Во многихмаленьких переоборудованных домахтеперь обитала одна семья или две вместопрежних трёх — четырёх. Некоторые семьи,жившие в дешёвых многоквартирных домах,получили больше простора, соединив двеквартиры в одну и оборудовав там ванную,новую кухню и тому подобное (я выяснилаэто позже, побывав у людей дома). Язаглянула в узкий переулок, думая, чтопо крайней мере там увижу старый,неопрятный Норт-Энд, — и ошиблась: опятьаккуратно расшитая кирпичная кладка,новые жалюзи и поток музыки из внезапнооткрывшейся двери. Поистине это до сихпор единственный на моей памяти районкрупного города, где боковые стенызданий вокруг паковочных площадок небыли оставлены необработанными и какбы ампутированными, — их подновили ивыкрасили, как и участки, находящиесяна самом виду. Между жилыми домамиимелось невероятное количествопревосходныхпродовольственных магазинови таких предприятий, как мастерские пообивке мебели, по металлообработке, подеревообработке, как пищевые предприятия.На улицах кипела жизнь: дети играли,взрослые делали покупки, гуляли,беседовали. Если бы не январский холод,наверняка некоторые сидели бы подоткрытым небом.

Царившая наулицах общая атмосфера жизнерадостности,дружелюбия и здоровья была такзаразительна, что я начала спрашиватьу прохожих, как пройти в то или иноеместо, просто ради удовольствия отразговора с ними. За предыдущие два дняя повидала в Бостоне много чего, большейчастью весьма удручающего, и Норт-Эндна этом фоне вызвал у меня облегчение,показавшись самым здоровым местом вгороде. Но я не могла понять, откудаявились деньги на все это обновление,— ведь сейчас почти невозможно получитьсколько-нибудь существенную сумму подзалог недвижимости в большом американскомгороде, если только дом не находится врайоне с высокой квартирной платой илив районе, имитирующем пригород. Чтобыв этом разобраться, я зашла в ресторанс баром, где шёл оживлённый разговорпро рыбалку, и позвонила знакомомубостонскому градостроителю.

— О господи,как это вас туда занесло? — удивилсяон. — Откуда у них деньги? Да никто тудане вкладывает ни денег, ни трудов! Тамничего не происходит вообще. Когда-нибудьначнёт происходить, но не сейчас. Этотрущоба!

— Нет, Норт-Эндне кажется мне трущобой, — возразилая.

— Да бросьте!Норт-Энд — самая скверная трущобагорода. Двести семьдесят пять жилыхединиц на акр жилой застройки! Оченьнеприятно признавать, что в Бостонетакое есть, но это факт.

— А ещёкакие-нибудь цифры у вас имеются?

— Да… страннаяштука. Уровни преступности, заболеваемостии детской смертности там одни из самыхнизких в городе. Ещё — наименьшее навесь Бостон отношение квартплаты кдоходу. Умеют же люди находить выгодныеварианты! Поглядим дальше… количестводетей — среднее по городу, тютелька втютельку. Смертность низкая — 8,8 натысячу при средней по городу 11,2. Смертностьот туберкулёза очень низкая, меньшеодного случая на десять тысяч, ничегоне понимаю, это лучше даже, чем в Бруклайне.Раньше Норт-Энд был самым туберкулёзнымрайоном Бостона, но теперь, оказывается,все не так. Крепкие люди, должно быть…Так или иначе, это жуткая трущоба.

— Побольшебы таких трущоб, — заметила я. — Тольконе говорите мне, что имеются планы всеэто снести.

- Я понимаюваши ощущения, — сказал он. — Я и самчастенько туда заезжаю — просто походитьпо улицам, проникнуться этой чудесной,приветливой уличной атмосферой. Вамстоило бы летом там побывать — воткогда у них настоящее веселье! Летом увас голова бы кругом пошла. Но, разумеется,рано или поздно мы за этот районвозьмёмся. Надо убирать людей с улиц»