Мы этого не хотели!

О новых красках украинской публичной политики.

Не прошло и трех месяцев, как Михаил Саакашвили въехал на «серебряном коне» в Украину, и вот уже с трибуны Верховной Рады он объявлен «агентом Кремля», а сам «конь» (безусловно, как собирательный образ части украинских чиновников/спикеров, которые «переобулись на лету»), так яростно ввозивший Михо через границу, начал буксовать и говорить: «Да мы и не знакомы вовсе!», «Этого не было!», «Мы тоже хотим услышать объяснения по поводу денег». Это выглядело бы очень забавно, если бы так говорили какие-то социально неадаптированные граждане с пониженным уровнем социальной ответственности, а не украинские топ-чиновники и спикеры.

В «деле Михо» (назовем его так) важны два аспекта, которые по разным причинам не освещаются, или это делается вскользь. Первый и наверное самый важный – это сам суд об избрании меры пресечения: напомню, к Михо не применили меру пресечения и он просто ушел из суда. Днем ранее с трибуны ВР генпрокурор сказал: «Речь идет именно о восстании и свержении незаконным образом действующей власти в Украине и фактически реванше пророссийских сил с целью отменить все уголовные преследования Януковича и его окружения и возвращения активов Курченко в его собственность. Краденых активов». Серьезные обвинения от серьезного чиновника, чиновника, который следит за соблюдением законности в государстве.

Каждый ли гражданин Украины может рассчитывать на свободный и беспрепятственный уход из суда после подобных обвинений от генпрокурора? Ответ очевиден: нет! И в подтверждение тому можно привести доклад Управления Верховного комиссара ООН по правам человека: «УВКПЧ обеспокоено применением и широким толкованием положений Уголовного кодекса, касающихся терроризма, а также положений о государственной измене и посягательстве на территориальную целостность государства в делах против украинских работников средств массовой информации, журналистов и блогеров, публикующих материалы, или делающих посты или репосты в социальных сетях». Еще летом немецкая DW проводила расследование подобных фактов: «В открытом реестре судебных решений DW нашла более 50 приговоров, вынесенных украинскими судами за последние три года по статье 109 Уголовного кодекса «Действия, направленные на свержение конституционного строя и насильственный захват власти». Из них 36 так или иначе связаны с распространением соответствующих призывов через соцсети». И речь не о том, что необходимо посадить Михо, нет, речь о двойных стандартах. Если ты рядовой гражданин Украины, тебя беспрепятственно могут обвинить, осудить и посадить в тюрьму за репост в социальной сети. В лучшем случае о тебе напишут в докладе УВКПЧ ООН, который в Украине практически никто не читает.

Второй аспект, куда более серьезный, хотя и не выглядит таковым на первый взгляд: массовое «переобувание» (внезапное прозрение?!). Выглядит это следующим образом: «Мы всячески поддерживаем «белых», они – это лучшее, что было с нами за все время нашей жизни, сейчас нам нужно немного потерпеть и сплотиться вокруг лидера, вокруг «агенты», жизнь сложна, но впереди светлое будущее». Затем происходит переориентация, и: «Мы всегда были приверженцами европейских ценностей и «черное» лучше всего их олицетворяет, мы всегда были не против «черного», но в целом мы за все хорошее против всего плохого, а «белое»? – мы даже не понимаем, как они победили на выборах, кто за них голосовал вообще?».

Склонны к такому способу мышления те же самые люди, которые негодуют по поводу запрета в России «Свидетелей Иеговы» и следом требуют запретить УПЦ в Украине; они же активно вели и ведут агитацию за, например, блокирование ВК в Украине, при этом сами не то что не удаляют оттуда страницы, они продолжают их вести; они одобряют нападения на «неправильные» телеканалы и  в целом на журналистов, потому что «сейчас так надо, а то нападэ». Если кто-то думает, что это наше национальное изобретение и заболевание, то нет – это совершенно не так.

Такие люди были всегда; Раймон Арон как-то верно заметил: «Все общества прошлого имели своих писцов, из которых состоял жреческий штат государственного или частного управления, своих художников или литераторов, передававших или, возможно, обогащавших культурное наследие, и своих экспертов — юристов, ставивших свое знание закона и искусство ведения споров на службу правителям, или ученых, раскрывавших тайны природы и учивших людей, как лечить болезни или выигрывать сражения». Например, Сартр поссорился с Альбером Камю после того как тот открыто осудил существование в СССР концентрационных лагерей, хотя сам Сартр не отрицал, что они существуют. Просто в тот период времени было не принято публично осуждать СССР, это было дурным тоном, считалось, что перед лицом худшего из миров (буржуазного) западный интеллектуал не имеет права осуждать Советский Союз.

Естественно в период постправды, авторы больше не удосуживаются поиском рациональной аргументации, их ставка – эмоции, навешивание ярлыков и апелляция «ко всем» – «всем известно», «но мы-то с вами знаем» и т.д. Хотя оба эти вида интеллектуалов склонны к «внезапным прозрениям», это ни коим образом не снимает с них ответственности за оправдание режимов, на благо которых они трудились.