Элсбет Штерн - когнитивный психолог, специализирующийся на академическом обучении в области естественных наук и математики. После получения степени доктора философии в 1987 году в Гамбургском университете она занимала должности в Институте психологических исследований Макса Планка в Мюнхене, Лейпцигском университете и Институте развития человека Макса Планка в Берлине.
С октября 2006 года Элсбет Штерн является профессором кафедры исследований в области обучения и преподавания в Высшей технической школе Цюриха и выполняет функции декана Института поведенческих наук. Она также является руководителем программы подготовки учителей в ETH Zurich. Для справки: ETH Zurich - Высшая техническая школа, которая является не только самым престижным вузом Швейцарии, но и неизменно входит в число лучших университетов мира.
Она занималась исследованием взаимодействия интеллекта и знаний в когнитивном функционировании в возрасте от 4 до 25 лет. Одной из основных тем ее исследований является передача знаний с помощью визуально-пространственных когнитивных инструментов.
О результатах своих исследований она рассказывает в интервью, в котором речь идёт о раннем образовании и амбициозных родителях.
«Это миф, что вы можете использовать уроки музыки для развития интеллекта вашего ребенка», — Элсбет Штерн, исследователь в области обучения в ETH в Цюрихе.
NZZ: Г-жа Штерн, нуждаются ли дети в возрасте от нуля до четырех лет в особой поддержке, чтобы они могли реализовать свой потенциал в дальнейшем?
Э. Штерн: Дети в этом возрасте нуждаются во вполне обычной поддержке, которая есть в повседневной жизни. В возрасте от нуля до четырех лет, прежде всего, развиваются языковые навыки, а для этого совершенно необходимо правильно разговаривать с детьми. Вы можете рассматривать с ними книжки с картинками, называть предметы, которые они трогают, и говорить, сопровождая действия: "Теперь мы надеваем ботинки, теперь мы накрываем на стол".
NZZ: В какой среде дети лучше всего этому учатся?
Э. Штерн: Они могут очень хорошо научиться этому в своей собственной семье. Дело в том, что если семья не может предложить ребенку стимулирующую среду, то, конечно, имеет смысл воспользоваться хорошим внешним предложением. Но с научной точки зрения нельзя утверждать, что детям в целом лучше в детском саду или дошкольном учреждении, чем в стимулирующей семейной обстановке.
NZZ: В каком возрасте имеет смысл обучать детей вместе с другими?
Э. Штерн: С четырехлетнего возраста, хотя это не является фиксированным ограничением. Если родители хотят оставить ребенка дома еще на год, они должны иметь такую возможность. Ко всему этому следует подходить спокойно. Если ребенок хочет читать в возрасте четырех лет, то воспитатель детского сада должен помочь ему в этом. Если ребенок не хочет читать в возрасте пяти лет, это тоже нормально, но языковые игры должны быть предложены. Однако в возрасте между шестью и семью годами детям, которые не умеют читать, следует оказывать целенаправленную поддержку.
NZZ: Швейцарская комиссия Юнеско призывает к широкому и высококачественному образованию детей младшего возраста. Недостатки развития при поступлении в детский сад часто не могут быть восполнены в школе. Какие упущения ребенок уже не может восполнить в этом возрасте?
Э. Штерн: Если они не могут правильно говорить, когда начинают ходить в школу, потому что их родители не заботятся об этом, или если они не умеют держать карандаш в руке - это, безусловно, серьезные недостатки.
NZZ: И четырехлетний ребенок не может это исправить?
Э. Штерн: Вы можете освоить так называемые культурные приемы, такие как чтение, письмо и арифметика, позже, но это потребует дополнительные усилия в рамках целенаправленной индивидуальной поддержки. В большинстве случаев это невозможно сделать в обычном школьном классе, поскольку учителю приходится заботиться и о других детях в классе. Общество не может наверстать упущенное в больших масштабах, поэтому имеет смысл начинать с самых основ.
NZZ: Но ведь в четыре года поезд еще не отошел от станции?
Э. Штерн: Нет, не отошёл. То, что ребенок не умеет делать в четыре года, он может освоить позже. Исключение составляют такие биологически запрограммированные вещи, как овладение языком: если ребенку не уделяется должного внимания, ущерб может быть необратимым. Существует очень печальный полевой эксперимент с румынскими сиротами, которые жили в катастрофических условиях. Те дети, которые рано ушли из детского дома в приемную семью, смогли многое наверстать в познавательном и социальном плане. Но чем старше был ребенок, тем сложнее это можно было сделать.
NZZ: Имеет ли смысл родителям воспитывать своих детей на двух языках?
Э. Штерн: Если у родителей разные родные языки, они могут позволить своим детям расти двуязычными. Второй язык лучше всего изучать, когда первый язык еще не является доминирующим. Однако двуязычные семьи часто имеют академическое образование, и дети, скорее всего, принадлежат к 60 процентам лучших по уровню интеллекта. С другой стороны, пока нет достаточного количества исследований о влиянии двуязычия на детей с низким уровнем интеллекта.
NZZ: Создается впечатление, что многие двух- или трехлетние дети сегодня уже держат в руках планшет. Что вы думаете об электронных игрушках?
Э. Штерн: Это зависит от того, что вы с ним делаете и как долго. Если вы можете рисовать на планшете пальцем или пером, это прекрасно. И если ребенок видит клавиатуру, он также выучит буквы. Я бы не стала демонизировать эти вещи.
NZZ: Как насчет уроков музыки? Можете ли их использовать для развития интеллекта вашего ребенка?
Э. Штерн: Это миф. Музыка - это универсальное культурное достояние, и дети, как правило, испытывают в ней большую потребность. Но идея о том, что когнитивное развитие может быть специально стимулировано музыкой, не соответствует действительности. Если ребенок занимается музыкой по собственному желанию, то, возможно, у него есть особый музыкальный талант, который стоит развивать.
NZZ: Есть ли момент, когда уже слишком поздно для занятий музыкой?
Э. Штерн: Если вы хотите, чтобы ваш ребенок стал профессиональным музыкантом, вам нужно начинать рано, потому что конкуренция очень велика. В противном случае вы сможете освоить инструмент позже, не нужно подталкивать ребенка к игре на скрипке в возрасте трех лет.
NZZ: Зависит ли от уровня образования родителей, сможет ли ребенок максимально использовать свой интеллект?
Э. Штерн: Это не обязательно должно быть так. Дети из неакадемической семьи могут развиваться так же хорошо, как и дети из академической семьи. Это также не вопрос денег, потому что все, что нужно детям для хорошего когнитивного развития, например, книжки с картинками, можно получить бесплатно. Родительский дом оказывает влияние и в других отношениях: Академические родители больше поощряют своих детей в школе. Это дает этим детям преимущество перед одноклассниками из более низких социальных классов, даже если они одинаково умны.
NZZ: Какова взаимосвязь между школьной успеваемостью и интеллектом? Являются ли хорошие оценки отражением интеллекта?
Э. Штерн: Существует корреляция между результативностью, достижениями и интеллектом, но она не прямая. Если школьник обладает умеренным интеллектом, он может улучшить свою успеваемость в краткосрочной перспективе при сильной поддержке.
NZZ: Вы уже некоторое время говорите о том, что 30 процентов учеников гимназий не принадлежат к гимназиям по уровню интеллекта. Улучшается ли ситуация?
Э. Штерн: Нет. В наших исследованиях, в которых мы проводим тесты интеллекта и имеем информацию о социальном происхождении детей, показано, что социальное происхождение оказывает сильное влияние.
NZZ: Влияние происхождения особенно заметно в Цюрихе, где многие родители кажутся особенно амбициозными?
Э. Штерн: Гимназическая квота в 20 процентов, к которой стремится Швейцария, везде достигла своего предела. И именно академические родители спешат получить заветные места и помочь своим детям поступить в гимназию. В Цюрихе эта проблема, возможно, особенно очевидна из-за того, что здесь живет большее количество академиков - и много немцев, - которые хотят видеть своих детей в гимназии.
NZZ: В некоторых кантонах на востоке Швейцарии коэффициент зрелости ниже, а профессиональное обучение имеет более высокую репутацию. Ходят ли там в гимназию более умные дети?
Э. Штерн: Не обязательно, в том числе и потому, что есть и другие причины. Некоторые родители могут сказать: зачем ребенку ходить в гимназию, если многого можно достичь, получив профессиональное образование. Это верно, но проблематично, если от родительского дома зависит, пойдет ли талантливый ребенок в гимназию и поступит ли в университет.
NZZ: Также можно подняться по второй образовательной лестнице.
Э. Штерн: Данные не подтверждают этого. На второй образовательный путь в основном встают дети из академических семей, которые не успели с первого раза. Идея заключалась в том, чтобы создать социальный баланс с помощью таких образовательных возможностей. Но это не так, как показывает практика.
NZZ: Каким интеллектом должен обладать человек, чтобы поступить в гимназию?
Э. Штерн: Если мы придерживаемся целевой квоты Матура (экзамен на аттестат зрелости) в 20 процентов, то лучшие 20 процентов должны уйти. При нормализованном тестировании интеллекта это означает, что коэффициент интеллекта составляет около 112.
NZZ: Не слишком ли мала цифра в 20 процентов?
Э. Штерн: Не в моих глазах. Я не сторонница того, чтобы все были обязаны учиться в университете, особенно в Швейцарии, которая предлагает множество вариантов. Но вы должны быть уверены, что эти ученики - одни из лучших по уровню интеллекта.
NZZ: Что вы думаете о минимальной оценке по математике для получения аттестата зрелости?
Э. Штерн: В принципе, хорошо, но... К сожалению, нет такого предмета, как математика, где не хватает много хороших учителей. Я не думаю, что правильно предъявлять высокие требования к детям, когда они не получают уроков, эффективных для обучения. Я бы хотела, чтобы дети не могли так рано выбирать языковой фокус. Умные девушки, как правило, хороши и в математике, и в языке, но обычно выбирают последнее. Затем к 13-14 годам они просто потеряны для MINT –: математика, информатика, естественные науки и техника. Многие считают, что математика требует особых способностей ...
NZZ:. . . это нечто, математическое понимание дано не каждому.
Э. Штерн: Нет, это неправда. Если вы хотите стать математиком, это может быть правдой, но любой умный человек, получивший хорошее образование, может освоить школьную математику. Люди часто слишком снисходительны к девочкам, которые говорят, что они математически не одарены. С мальчиками можно быть более требовательными. Гендерные стереотипы могут меняться, как показывают результаты преподавания английского языка. Здесь мальчики сегодня не хуже девочек - потому что они видят, что английский нужен везде.
NZZ: Что потом делают 30 процентов учеников, которым не место в гимназии?
Э. Штерн: Я не знаю. Я не думаю, что они выживут в ETH. Тот, кто хочет изучать здесь математику или физику, должен входить в первые 20 процентов по уровню интеллекта - и, конечно, иметь желание работать. Но существует широкий спектр университетских курсов, и есть множество других курсов, которые можно пройти даже с меньшим интеллектом. И если вы не совсем глупы, то, в конце концов, получите свой сертификат - в том числе и потому, что стандарты со временем незаметно понижаются.
NZZ: Как отучить родителей академиков видеть идеальный путь в гимназии?
Э. Штерн: Я знаю некоторых коллег из ETH, чьи дети не ходят в гимназии, и они быстро смирились с этим. Мне кажется, что это больше проблема приезжих, чем местных жителей. Возможно, это изменится со следующим поколением. Речь также идет о том, чего вы хотите для своего собственного ребенка. Я знаю одного психотерапевта, который специализируется на лечении переутомленных студентов университетов. Перегруженность делает вас несчастным. Если вы можете показать, что вы компетентны в том, что вы делаете - будь то ремесленник или сиделка - это может быть очень полезно. В конце концов, мы не сможем обойтись без этих людей, пожалуй, в большей степени, чем от уставших людей с дипломами.
