Государство и мы

Доктор философии в области права Александр ПРОГНИМАК:  Как-то один из видных наших политиков в порыве неосторожной откровенности обвинил украинцев в неспособности быть государствообразующей нацией. Упрёк серьёзный и заставляет задуматься над причинами этого печального явления.

При поверхностном подходе можно сослаться на историческую объективность и на том успокоиться. Сторонники данной точки зрения сопоставляют опыт государственного строительства, скажем, Франции и Украины, которая в качестве самостоятельной державы существует всего-то двадцать лет…, сопоставляют и беспомощно разводят руками; мол, объективно так сложилось, вины нашей нет, а упущенное наверстаем…

Несомненно, доля истины в подобном объяснении присутствует. Однако, если напрячься, сосредоточиться и чуть внимательнее вглядеться в действительность, то в любом объективном  можно заметить элементы субъективного, а в причине - увидеть следствие.

Но прежде попытаемся предположить, что мог иметь в виду политик, подозревая украинцев в недружелюбном отношении к собственному государству.

Первая пришедшая в голову версия указывает на наличие в национальном характере аномальной склонности к безрассудной вольнице и даже к анархизму. В связи с этим нельзя не вспомнить некоторые вполне закономерные формы проявления данной нашей особенности.

Казачество, махновщина, бандеровщина – наиболее заметные исторические примеры воплощения украинского духа непокоры и сопротивления.

Уверен, что этот дух существовал всегда, то есть задолго до своего оформления в образе Запорожской Сечи, который сегодня глубоко почитается нами как символ воли и является предметом гордости каждого украинца.

Махновщина, продержавшаяся с 1919 по 1921 год лишь благодаря большой поддержке населения (около семи миллионов человек проживало на подконтрольной батьке территории), была довольно серьёзной попыткой создания на Украине анархического общества и имела под собой не только лихой революционный порыв, солидную материальную базу, но и теоретическую основу, изложенную в трудах русских анархистов М.Бакунина и П.Кропоткина.

И наконец, бандеровщина, как организованное силовое сопротивление сталинскому режиму, выражало нежелание населения Западной Украины быть частью огромной советской империи.

Мне могут возразить, однако во всех трёх перечисленных проявлениях свободолюбия я вижу, прежде всего, момент не созидательный, а разрушительный, ибо все они в первую очередь  направлены не «за», а «против»…., против польско-турецкого влияния, против государства вообще, против советского в частности.

Так, может, в этом и состоит главная причина нашей «негосударственности»? Может, именно этот дух противления-неприятия подразумевал политик? Может, наше национальное самосознание лишь сейчас  подбирается к той меже, за которой оно  повзрослеет и поймёт, что государство – это не только провластная политическая партия и ненавистный чиновничий аппарат,  с которыми нужно всячески бороться, противостоять им по поводу и без него, по-махновски желать их истребления…  Кстати, нашу деструктивность подтверждает тот факт, что в анархистских организациях царской России украинцы после евреев и русских занимали почётное третье место. Возможно, по этой же причине современный Израиль образовался относительно недавно, а Россия так и не может похвастать прочностью собственной государственности?

Так или иначе, но проявления этого духа противостояния мы встречаем сегодня на каждом шагу. С языковым законом, на мой взгляд, происходит то же самое. Согласитесь, все демонстрации, выступления, голодовки направлены не столько в защиту украинского языка ( который, кстати, никто не обижает), сколько против русского, а, следовательно, против Украины, так как больше половины её населения разговаривает именно на русском языке.

О хамском отношении к нашему государству со стороны, увы, всех слоёв общества свидетельствует масштабное воровство, неистребимая коррупция, злорадство оппозиции, равнодушие власти, скептическое восприятие права, вандализм и варварство в быту…  Об этом свидетельствует, в том числе, и отношение к своему соседу с доминирующим пожеланием смерти его корове. С этим явно перекликается и позиция зарубежной украинской диаспоры, которая находясь на безнадёжно далёком непатриотичном расстоянии от Украины,  весьма настойчиво и патриотично указывает нам с кем нельзя дружить, на каком языке недопустимо говорить, что разрушить, какие улицы переименовать…

Следует отметить, что и социалистическое государство за семьдесят лет существования не могло не привнести некоторые особенности во взаимодействие между собой и человеком. C одной стороны это был уникальный аппарат насилия, контролировавший и подавлявший личность; с другой – обеспечивавший бесплатным медицинским обслуживанием, образованием, предоставлявший работу и жильё. В результате в сознании советского человека  сложилась убеждённость в том, что государство обязано о нём заботиться и подавать ему всё необходимое для нормальной жизни. После распада Союза эту идею активно пропагандировали либералы лицемерным лозунгом о приоритете гражданина перед государством. Выросшая на благодатной почве она (идея) одарила нас плодами, которые мы и пожинаем по сей день.

Признаюсь честно, мне ближе гегелевский взгляд на государство, согласно которому оно (государство) есть не столько аппарат насилия, сколько форма осуществления свободы. Не правда ли, блестящая мысль великого философа! И его же не менее блестящий вывод о том, что государственное устройство народа зависит от характера и развития его самосознания, и каждый народ имеет то устройство, которое соответствует его духу. То есть, народ не отрывен от своей государственной формы, а, по сути, он сам и есть государство!

Добавить нечего, приговор мыслителя справедлив и обжалованию не подлежит! Становится очевидным то, во что так не хочется верить. А именно – беззаконие, драки в парламенте, торжество своекорыстия, взаимное подозрение и враждебность, продажность и безнравственность есть порождение НАШЕ, а не какой-то инопланетной силы, есть следствие НАШЕЙ незрелости и неразумности, а не какого-то злого рока.

Давайте примем эту правду, и это будет нашим шагом к тому государству, которое Гегель определял как «…шествие Бога в мире… власть разума, осуществляющего себя как волю».