Бесовские чтения

Рождественские отдохновения, дали возможность провести небольшой литературный эксперимент - с нуля принять художественное произведение, не будучи перед этим отягощенным школьным или каким-либо другим наследием, связанным с литературным анализом.

А то, как с советской школьной парты въестся установка о классовой незрелости Андрея Болконского и мелкобуржуазности Евгения Онегина, так и живешь потом всю жизнь с внутренним суфлером.

Как это не стыдно, но вынужден признаться, что в качестве объекта литературного опыта были избраны ранее не прочитанные «Бесы». Понимаю всю предосудительность подобного невежества. Есть одно нерадостное утешение, что читающих подобную литературу, соответственно и осуждающих тех, кто этого не делает, становится все меньше.

Сознательно ничего не узнавал об этом произведении Фёдора Михайловича предварительно. Как то - когда написал, при каких обстоятельствах, в какой исторической обстановке, как было воспринято и оценено современниками и тому подобное. Как по мне, значимость подобной информации с каждым годом и столетии мельчает, в отличии от растущей цены художественного слова. К примеру, кому сейчас по большому счету интересен политический контекст, плотно пропитывающий «Божественную комедию» Данте? Много ли мы знаем о противостоянии гвельфов и гибеллинов или о тонкостях матримониальных отношений Беллинчоне Берти деи Равиньяни? Вот и я об этом. Зато описания Ада вечно.

Так вот, возвращаясь к началу моих записей – в городе появился дьявол. Это первое что приходит на ум во время чтения «Бесов». В тихую, безнадежно провинциальную и тоскливую жизнь губернского города врывается нечто темное и злое, сулящие многие беды. Но если, к примеру, у Булгакова появление Дьявола в Москве скорее даже симпатично, то у Достоевского – страшно.

С одной стороны - патриархальная, пустозвонная, безнадежно застрявшая в вечном вчера «старая Россия», в лице идеалиста Степана Верховенского - эдакий «милый, добрый, остроумный обломок», как его характеризует собственный сын.

С другой стороны  - «новая Россия»: Петр Верховенский, Николай Ставрогин и прочие липутины. Это не пламенные борцы без страха и упрека, а носители всевозможных человеческих пороков и слабостей, одним слово именно то, что надо для дьявольского искуса. Не удивительно, что одному из бесенят Достоевский вложил в уста свое предвиденье будущего России.

«Каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов…Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза. Шекспир побивается каменьями! Рабы должны быть равны: Без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство…Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве».

Был ли прав Федор Михайлович, вопрос скорее риторический. Дело скорее в том, насколько прочно замкнут круг повторений российской истории?

Вот такими мне увиделись «Бесы» Федора Михайловича. Подумал по окончанию: и как хорошо, что я прочитал этот роман в сорок, а не как полагалось школьной программой в 16 лет.