Смерть адвоката дьявола

Уж не знаю, по каким законам дьявол выстраивает свои правила, но удивительное состоит в том, что ты проходишь к Богу всегда только через него. Никто не может взять в толк, почему это так?

Если бы не израильская ситуация, день юриста отмечался бы обычно. Но новый, возникший цивилизационный очаг, заставляет задуматься о роли этой профессии в планетарном значении. 

Профессия юриста держится на двух невидимых нитях. И первая — не знание законов. 

Юрист — это, прежде всего, человек, способный различать добро и зло. Без этой способности, юрист — обычный стряпчий, ну или хороший делец. 

Мой пост не об этих юристах, а о тех, кто больше по объему, чем писаный закон. У них может и не быть «корочки». Их определяет не профессийна посада. 

И ещё одна деталь, пока я не перешел к главной теме.  

Юристы, пожалуй, одни из немногих, кто имеют право (конечно, краснея) произносить слово Бог Каждый из них видел в лицо дьявола и каждый из них продолжает с ним встречаться в каждом новом дне. И что особенно! Те, кто умудряются возвращаться с этой встречи, а не остаться с Ним, и удерживают эту планету в режиме «здесь всё-таки может жить».

___

Уж не знаю, по каким законам дьявол выстраивает свои правила, но удивительное состоит в том, что ты проходишь к Богу всегда только через него. Никто не может взять в толк, почему это так?

___

Уж не знаю, по каким законам дьявол выстраивает свои правила, но удивительное состоит в том, что ты проходишь к Богу всегда только через него. Никто не может взять в толк, почему это так?

Мише я был обязан. Он однажды мне спас жизнь. Адвокаты ходят по краю пропасти своей профессии, а не от случая к случаю. И худшее — это, что ни у края, ни у пропасти не стоит указатель «Опасно!».  

Миша показал мне ход в одном деле, и я смог выкрутиться. Даже не знаю, что было бы со мной, если бы не он. Люди за этим делом стояли, как говорят, непростые. Так что сегодня он мой друг.

Вот такие бывают ситуации. Это я к тому, что я никогда не любил его и мне не было с ним особенно хорошо. Мы вместе не ходили ни в парную, ни на рыбалку, ни на дискотеку. Но я присвоил ему статус «друг». Что-то почти на уровне долга. 

—  Наша миссия — формирование касты юристов, — сказал я тихо, зная в точности, какая именно ухмылка появится у него на лице. — Это каста (я тут сделал паузу на долю секунды, но отчётливо) …каста способных удерживать в принятом деле клиента принципы верховенства права, и только после, его интересы.

— Что за бред? Извини. Что это значит: после? После интересов клиента?!

Я довольно много потратил на него времени в этот раз, но у меня так ничего и не получилось. Он ничего не понимал и только раздражался. Я уже решил закончить наш разговор и сказал: 

— Интересы клиента могут сам знаешь какими быть.

— Законными, — в унисон добавил он. - Если они законные, не может быть никаких проблем. 

Я вздохнул и посмотрел вдаль. Недалеко от меня, ссора официанта и клиента уже выходила за рамки нормы. Женщина лет тридцати, хорошо одетая, с сумочкой от Луи Виттон требовала от официанта выполнения каких-то правил. Суть конфликта я понять не мог, но мое юридическое сознание насторожилось.

Здесь был явно конфликт, а это для меня значит нечто больше, чем «просто конфликт». Я понимал: не сработала неписаная инструкция... В последнее время писанные правила вообще стали похожи на листья,  сопровождающие сильный осенний дождь в пасмурный, холодный день. Здесь же не сработали как всегда законы другие… те, что не человек пишет.

— Скажи, — начал я, — вот на этом авиазаводе что в эрэф в Смоленске, который производит ракеты Х-59, как думаешь, есть юристы? Юротдел там, думаешь, большой? 

Он посмотрел на меня молча. Я понимал, почему он молчит. Он никогда не молчит. Это оч крутой юрист. Он молчал потому, что ему нечем было крыть. Я сам однажды оказался в таком же замешательстве, когда задумался об этом же. И только спустя годы, когда я понял одну малопонятную вещь, всё встало на места.

— Сотни преподавателей юридических факультетов и ученых-юристов написали диссертации о том, что такое верховенство права, но я не верю, что даже один процент из них понимает, в чем суть этого принципа на самом деле. 

— Понимаешь?

Он еще не понимал. Это был вопрос для затравки...

— … поэтому у нас и есть юристы, которые без зазрения совести обслуживают коррупцию, олигархат, бандитов или просто помогают обиженному супругу юридически… то бишь законно оформить отнятие дома или ребёнка. Ты ли не знаешь, как это делается? 

Я почувствовал себя голодным кроликом, который атакует. Это был тот самый момент, когда ты понял, что оппоненту крыть нечем. И все шлюзы открываются… А оппонент передо мной еще тот был! Если б я назвал пару человек, дела которых он вёл, вы наверняка бы согласились, что у «Милтона» прямо сейчас на столе загорелась красная лампа, сигнализирующая ЧП: только что у него отняли (его) адвоката. В их ведомстве — это называется «Свет снизошел».

— И что это значит? — спросите вы. — Это значит, что я сразу группируюсь в ожидании наезда. Обычно это какая-то болезнь, непруха или пломбу надо лечить у зубного. Там (!) такие дела не оставляют без внимания. Покушение на чужую территорию…

Правда, у меня есть договор с НИМ. Пока я под прикрытием! Сложность лишь в том, что договор этот нужно держать в активном состоянии. Забылся и бац, ты вне Его поля. Договор этот необычный, не юридический…

— Что скажешь? — спросил я без намерения получить ответ и добавил: — Не парься. Я тебе дам подоснову, как ты любишь говорить. А то без неё можно так и остаться в замешательстве. Миллионы грамотных людей знают, что еще на нюрнбергском процессе довод о том, что нацист исполнял инструкцию, как оправдательный был откинут. Но кто сейчас знает подоснову — почему откинули? Вот в чем вопрос.

Он кивнул, показывая, что готов выслушать.

— Я когда говорю про свою миссию, отнюдь не собираюсь это распространять и тем более написать где-то на сайте. Я не самоубийца. А если учесть, что есть еще одна составляющая… то дела совсем швах.

— Даже боюсь слушать дальше, - пробурчал он.

— Ага, звучит так: наша миссия… (про верховенство права ты слышал)… формирование касты, способных различать в юридическом деле добро и зло.

Когда я это говорил, я не смотрел на него. А взглянув, из моего рта выпало:

— ОПС!

Я улыбнулся и добавил по-дружески:

— Чудак, всё настолько просто, что когда ты во всё это въезжаешь, тебя как переворачивает. Смотри… Добро — это а) намерение и/или б) действие, направленное на поддержание у других людей примерно следующего перечня таких вот человеческих ценностей... Слушай.

И я перечислил: достоинство, свобода, биологическая жизнь, здоровье, экология, безопасность, красота, успех.

— Я, может что-то не назвал, не придирайся, но суть того, что я перечислил, можно понять, когда ты осознаешь, что есть такое зло. На вот, прочти.

Я протянул ему свой гаджет и мне показалось, что он взял его, будто аппарат был горячим. На табло значились слова:

«Зло — а) намерение и б) действие, направленное на лишение человека достоинства, свободы, жизни, здоровья, загрязнения окружающей среды, создание хаоса, уничтожения красоты и культурных ценностей».

— Заметь, намерение и действие здесь должны быть в паре, а не просто одно действие. Косячим мы все… Без намерения нет зла, есть только ошибка. 

Он по-прежнему молчал, и моё эго тихо наслаждалось…  

— Ты не найдёшь ни одного закона… — произнёс я и услышал в своём голосе нотки Воланда, когда тот разговаривал со сборщиком податей, —  … ты не найдёшь ни одного закона, в котором тебя обязывают не иметь намерения воровать. Или иметь намерение контролировать в каком-то деле, не ущемляется ли там чьё-то достоинство.

Сценка Воланда и сборщика податей не покидала меня. Я понимал, что Милтон где-то уже рядом.

 «Наслаждаешься, сволочь», — незаметно улыбнулся я и передал ему мысленно своё восхищение. Он знает, что я его на самом деле люблю. Без него я бы не мог существовать. Этот мир без зла существует только в утробе матери. 

— И теперь задай себе вопрос, — продолжил я, глядя в глаза своему другу: — Сколько юристов сегодня удерживают в принятых на себя делах принципы верховенство права, и сколько могут из них различить добро и зло, постоянно барахтаясь в среде нечисти и духовного смрада? 

Я посмотрел на него убедиться, понял ли он, что я подразумевал под словом смрад грех. Люди часто слышать слова, но не воспроизводят их. 

— Абсолютно все юридические дела сотканы из грехов, - произнеся я очень тихо и добавил. -  Где живёт юрист, понимаешь?

— Получается, что все юристы — это адвокаты дьявола?

— Нет, конечно, — воскликнул я. — Встречаются ли они с ним. Это да. Только вышел за калитку дома и ты уже с ним. И так целый день, а иногда и домой его приводишь… Он кушает с тобой и твоей семьёй за обеденным столом, сидит у тебя над спинкой кровати, когда ты занимаешься любовью, сны подкидывает... Эти юристы с ним всегда! Но служат они не ему…

Мы просидели ещё больше часа. Мне нужно было ему объяснить главное. И это не то, о чем он узнал только что. Миллионы знают заповеди, и миллионы убивают, предают или крадут, крестясь и приговаривая: «Да будет с нами Бог». Мне нужно было ему объяснить, как удерживать связь с Ним. Ведь всей этой нотации можно и не иметь, всю эту мою дотошную теорию можно было бы послать куда подальше. Но это если ты знаешь, как быть на связи с Ним.

— Помнишь, я тебе говорил про договор, который у меня заключен с Ним. Там прописана механика… Встречаться с ним без прикрытия… 

Я замолчал. Не знал, как сказать, что будет, если встречаться с диваном без прикрытия Самого. Мысль зависла, но он кажется понял.  

— …если обходишь эту механику, попадешь в лапы Милтона раньше, чем закончишь юрфак. Показывать?

— Нет, — почти сразу ответил он. — Не хочу. Я всё наломаю себе, — сказал он с явным разочарованием. — Только зажил недавно. Понимаешь? У меня всё хорошо! И потом, как я это объясню жене?

Я поднял голову, выискивая там хитрую улыбку Милтона, улыбнулся и сказал про себя: 

«Ну, ничего, дружище, сегодня победа за тобой. Я ведь знал на что шёл».

___

С праздником всех вас, Юристы! А так же всех тех, чья жизнь протекает над обрывом, и кто продолжать держать курс по его самой кромке... Умудриться нырять в ад не самое большое искусство этой профессии. Умудриться возвращаться из него, вот что не каждому дано.

Сколько же там их уже осталось! И сколько еще туда собирается! 

Сколько же там их уже осталось! И сколько еще туда собирается!