Сон Президента

Бедно обставленная хатка. Бабушка говорит мальчику:

- Не надо тебе туда ходить.

- Почему? – капризно спрашивает ребёнок.

- Не надо и всё.

- А я хочу!

- Не надо, тебя не пустят. Отец сказал, что вечером зайдёт.

- Почему меня не пускают?

- Потому что там семья. Другая семья, понимаешь? Папа женился, там другие дети. Им можно, тебе нельзя.

Глаза ребёнка наполнились слезами:

- А я хочу…

Он вырвался и выскочил во двор, убегая куда-то по бурьянам.

- Бедный ребёнок, - заплакала бабушка. – Нет ему места в этой жизни.

***

Кортеж отправлялся из дворца Президента Украины, уже было оцеплено пол-Киева, дорога в Межигорье освобождена. По рации уточняли маршрут. Президент привычно сел на заднее сидение.

«Ну и денёк. Думал, после выборов проще станет, а всё только накаляется» - подумал он, глядя на промелькнувшую пёструю корову на перекрёстке Шелковичной и Институтской. Он и не заметил, что рядом спокойно восседает человек странной наружности с тяжёлой тростью и большим серебряным набалдашником.

- Вы хотели поговорить?

У Президента мелькнуло в голове: «Ни с кем я не хотел поговорить. О чём это он?». При этом никакого беспокойства по поводу присутствия гостя ни у него, ни у охраны, ни у водителя не возникло. Они как будто не слышали.

- Все хотят поговорить. На вершине власти всегда так одиноко.

Кортеж из нескольких машин нёсся вдоль набережной.

- Не пойму, откуда беспокойство? - как бы консультируясь, задал вопрос Президент.

- Беспокойство? – повторил последнее слово неизвестный консультант.

- Да, у меня беспокойство. Что-то не так. Я вроде бы всё делаю, что требует Евросоюз, а они носами крутят.

- Крутят, да. Это так по-европейски. Знаете, что такое двойные стандарты? Это когда одним можно, а другим нельзя. Но вам же можно летать по Киеву, останавливая тысячи машин… Почему?

- Я же Президент!

- Да, Президент. Но по улицам Берлина, Токио или Нью-Йорка вы поехать так не можете. Вам можно так ездить, потому что остальным нельзя, а у них никому нельзя. Чувствуете разницу, чем отличается состоявшееся общество для всех и такое, как здесь?

За окном начали мелькать дома всё хуже и хуже, кортеж нёсся в сторону Межигорья, где жили не самые богатые люди страны. Дорога освещена, свободна, прикрыта милицией, но дальше видно было небогатые дома.

- Что бы вы ни делали, господин Президент, сильные и богатые страны будут всегда недовольны, как всегда будут недовольны ваши соотечественники. А вы не там и не там.

- Что это значит, не там и не там? Мы послов их принимаем и выборы проводим, что ж не так?

- Деньги. Я видел, как Иешуа ворвался в храм и начал переворачивать столы менял.

- Какой Иешуа?

- Тот самый. Иисус из Назарета. Да, так забавно было – в храм врывается человек с небольшой группой учеников и начинает кричать и переворачивать столы. И кричит он – дом отца моего заняли торгаши.

«Какой Иисус?! - подумал Президент. – Что он мелет?»

- Тот самый, который в три дня всё и разрушил. А знаете, почему он переворачивал? Потому что одним можно было, а другим нельзя. И он понял очень важную вещь – нельзя храм превращать в средство наживы.

- А ко мне это какое отношение имеет? – спросил Президент.

- А вы тоже храм государства в средство наживы превратили. Налоги для одних, государственная помощь для себя. Вот и получается, что вашему народу нельзя быть, как вы, а вам нельзя, как европейцам или американцам. Как того маленького мальчика не пускали в семью отца, так и вы не пускаете граждан. Им нельзя, а вам можно.

Кортеж свернул на прямую дорогу к резиденции в Межигорье. Более ухоженная обочина, посеянная трава вдоль всей дороги - отличительная черта прямого подъезда к загородной резиденции Президента. Огромные ворота резиденции распахнулись, и кортеж, чуть снизив скорость, въехал на территорию Межигорья.

- Как вам место? – спросил Президент.

- С точки зрения стоимости на недвижимость? – спросил Воланд. – Или с точки зрения ценности для человечества? Так вот с обеих точек зрения, и особенно с точки зрения вечности, оно не стоит ничего.

- А с точки зрения побыть одному?

- Быть одному – это удел сильных и очень слабых. Кто бы это мог сказать: «Я не люблю говорить о себе. Я всегда хочу быть первым. Не хочу, чтобы другие добивались успеха. Обычно я ненавижу других людей. Бывает, я смотрю на людей, и мне ничего не нравится. Я хочу заработать столько денег, чтобы я мог быть подальше от всех. Я вижу в людях худшее и заставляю их делать то, что мне нужно. Моя ненависть накапливалась понемногу, год за годом»?

- Это не мои мысли! – поспешно сказал Президент.

- Это ваши. Вспомните мальчика, которого не пускали к отцу и вспомните отца, который не пускал мальчика. Ваши. И с моей точки зрения, в таких мыслях ничего плохого нет. Мы-то знаем, насколько люди бывают жалкие и подлые, алчные и жадные, хитрые и похотливые. Но всегда приходит кто-то, кто начинает переворачивать столы менял, - сказал Воланд и исчез так же неожиданно, как и появился.

Президент очнулся ото сна, вышел из машины, удивлённо посмотрел на будку охраны. Она была точно такой, как его дом в Енакиево, и на какой-то миг ему показалось, что в окне мелькнуло лицо того плачущего мальчика. «Чертовщина какая-то, - с тревогой подумал Виктор Фёдорович и пошёл в резиденцию. - Что-то не так... Вчера Азаров заявляет о приезде МВФ, штаб-квартира ничего об этом не знает, а сегодня он подаёт в отставку. А тут ещё Арбузов мечется со своим 15% налогом на обмен валют. Тут не только Иешуа присниться, переворачивающий столы».