Краткая история налогообложения

Родное правительство преподнесло автору этих строк подарок — как только он сел писать заметку о налогах, появилось сообщение о том, что правительство обсуждает повышение налогов для того, чтобы найти средства на обеспечение социальных инициатив президента Януковича. В сообщении подробно описывалось какие налоги будут повышены и на сколько. Собственно, эта история более чем прозрачно иллюстрирует ответ на вопрос «зачем нужны налоги». Однако, забрать у одних и отдать другим, чтобы получить голоса на выборах — далеко не единственный ответ на вопрос и об этом мы и попытаемся порассуждать.

Сами себя обложили

Учебники истории и экономики в основном стыдливо обходят вопрос возникновения налогов. Хуже того, если судить по наиболее распространенным мнениям, там предлагаются объяснения, прямо вводящие в заблуждение. Считается, что налоги — это такая необходимая мера, которая позволяет государству финансировать «общественные блага», мера, которая сложилась сама собой, «возникла в ходе практики» чуть ли не добровольно. Между тем, любой налог имеет три основных признака — регулярность уплаты, обязательность уплаты, наказуемость за неуплату. Давайте попробуем представить себе, как люди в здравом уме и твердой памяти добровольно согласились на такие условия. Мало того, они согласились на эти условия не только для себя, но и для всех своих потомков. И еще одно обстоятельство — они сделали это на «веки вечные», и это в мире, где даже проклятия имели срок действия, исчисляемый в поколениях. Вы представляете себе этих людей? Я — нет. Опять же, налогообложение в той или иной форме существует повсеместно. И нигде нет ни одного исторически достоверного памятника, который бы говорил о том, как люди добровольно согласились регулярно отдавать часть своего дохода третьим лицам и обрекли на это бедствие всех своих потомков.

Война приводит к налогам, налоги — к войне

На самом деле, все значительно проще и одновременно, на порядки сложнее. Налогообложение неразрывно связано с историей возникновения государства. Собственно говоря, налог и есть та причина, которая породила государство. А если говорить совсем обще, то налоги и государство есть продукт простой идеи насилия одного человека над другим и присвоения агрессором собственности жертвы. Как государство, так и налогообложение неразрывно связаны с войной и исторически одно порождает другое: первоначально французские «интенданты» были посланниками кардинала Ришелье для выколачивания налогов из провинций. Затем они превратились в государственный институт. Прусское налоговое ведомство вообще было образовано на базе военного комиссариата и так далее.

Государство всегда расширяется — как вовне, так и вовнутрь (присваивая те или иные социальные функции), расширение требует войны (опять-таки, война может быть и внутренней, как у нас сейчас), война требует налогов, новые налоги порождают новые государственные структуры — следовательно, государство расширяется, требуется война и так по кругу до состояния Северной Кореи.

Понятно, что реальная история лишена какой бы то ни было линейности. Бывало, например и так, что как завоеванные так и сами завоеватели превращались в государство. Это произошло, скажем, с Римской республикой, которая после союзнической войны резко расширилась, получив массу новых граждан и тем самым встала на дорогу, приведшую ее через пятьдесят лет к империи. Однако, в любом случае, война и расширение являются причинами государства и налогообложения.

В самом общем случае, картина выглядит следующим образом — племена кочевников-скотоводов завоевывают оседлых земледельцев. Здесь и появляется дань или налог, в те времена обычно уплачиваемый натурой. Здесь важно еще вот какое обстоятельство. Кочевники захватывают такую территорию, которую в состоянии удержать силой, территорию, гораздо большую, чем совокупная площадь наделов земледельцев. Таким образом, не только коренные жители, но и все, кто оказывается на этой территории впоследствии, становятся «должны» тем, кто ее захватил. Покоренные земледельцы становятся «арендаторами» земли, которая теперь принадлежит завоевателям, а «арендная плата» является в этом случае классическим налогом. Важно понимать, что «государство» можно рассматривать не только как организацию, но и как метод. Метод состоит в том, что для получения налога вам нужно контролировать некую территорию и быть способным силой принуждать ее жителей к уплате дани. Мы привыкли видеть государства пятнами различных цветов на карте, однако, в принципе, это необязательно. Средневековое государство было, например, матрешкой, включающей множество государств, любой барон, взимающий дань с крестьян, был государством.

Без налогов

Нужно сказать, что в истории были многочисленные примеры, когда человеческие сообщества были организованы не по принципу территориальной монополии и взимания дани. Некоторые из этих сообществ считаются колыбелью нашей цивилизации. Так были устроены греческие полисы и многие свободные города в средние века и так была устроена Римская республика, средневековая Ирландия и Исландское Содружество. Отличительной чертой этих объединений была организация скорее по принципу клуба и членских взносов, чем по принципу государства и территориальной монополии. Должности были выборными или занимались по жребию, но что важно для нашей темы, - платежи были нерегулярными и целевыми, и, по крайней мере, в полисах не существовало ничего, напоминающего «государственную казну» или бюджет. Известен случай, когда афиняне собрали 5000 таланов «на флот» и эти деньги должны были храниться в неприкосновенности на случай войны с персами, однако, вряд ли это можно назвать бюджетом.

Государство — это я

Однако вернемся к нашей истории. На самом деле, фраза «государство — это я» гораздо ближе к истине звучала бы в устах классического средневекового монарха феодальной эпохи. Он в действительности и был государством (для упрощения отбросим всех герцогов, графов и баронов, будем рассматривать только один слой матрешки). Он получал доход со своей земли, платежи от вассалов (если они позволяли ему собирать эти платежи), церкви (если он смог заставить ее это делать) и так далее. Его личный доход и был, собственно, государственным доходом, а его личная казна и была государственной. Соответственно, и расходы он делал из своего кармана — оплачивал войны, охоты, двор и прочее и прочее.

Понятно, что монархам приходилось много тратить и многие из них были (относительно) бедны. Классикой жанра является странствующий монарх, живущий со своим двором поочередно у своих вассалов. В этом случае, за двор и развлечения платил вассал и выходила значительная экономия. Такая практика была повсеместно распространена в Европе.

Экстраординарные потребности

Периодически, а точнее — регулярно, у монархов возникали экстраординарные потребности, удовлетворить которые они могли только выйдя за рамки своего личного дохода. Эти потребности, вызываемые в подавляющем случае, ведением войн, вынуждали королей искать доходы на стороне. Так появилось то, что обычно называют налогами, очевидно, полагая феодальные поборы вполне законным делом. Отличие этих платежей от уже существовавших состояло в том, что они не были частью феодальной системы, а имели, скорее, «национальный» вид, то есть, взимались со всех, кто подходил под условия уплаты. Возможно, первым таким налогом был сбор на эскпорт шерсти и кожи в Англии, введенный в 1275 году. Следует отметить соляной налог, обязывающий покупать соль у государственной монополии по определенной цене и в заданных количествах. Этот налог, введенный Карлом V, стал очень популярным среди можновладцив той эпохи. Точно такую же популярность приобрел налог на землю, который платили свободные крестьяне. Известны налоги на пиво, налог на окна, с помощью которых Англия финансировала военные кампании 17 века. В Пруссии существовал налог на все виды мяса, кроме свинины. В эту же эпоху появились и налоги на корпорации, то есть на церковь. Испанский король Филипп II получал от церкви столько же дохода, сколько и от американских колоний.

Непредвиденные последствия

Отметим, что налоги, о которых идет речь — преимущественно косвенные, что как-то слабо согласуется с теорией «добровольного обложения самого себя налогом ради общего блага». Действительно, публика легче воспринимает косвенные налоги, а не прямые, хотя ущерб от косвенных налогов в силу сугубо экономических причин, может быть значительно большим.

Постоянные требования монархами новых налогов всегда вызывали недовольство у населения, так как воспринимались как выход за пределы положенного. Средневековое общество, основанное на бесчисленных правилах, исключениях из правил и привилегиях, было очень чувствительно к таким вещам. Поэтому в наиболее крупных и развитых странах Европы уже существовали представительские органы, которые были удобны тем, что позволяли снять напряжение в этом вопросе, так как именно они должны были утверждать новые налоги. В Англии короли не смогли преодолеть сопротивление Парламента, а начиная с Генриха VIII они оказались зависимыми от представительского органа в финансовых вопросах. Во Франции все получилось наоборот - Франциск I создал единое казначейство еще в 1523 году и ликвидировал разницу между регулярными и экстренными (одобряемыми Генеральными штатами) доходами короны.

Однако, и в том и в другом случае непредвиденным последствием было отделение доходов короля от доходов государства, а точнее говоря, появление самостоятельной государственной казны, как таковой. В Англии точка в этом вопросе была поставлена в 1770 году, когда Парламент назначил Георгу III содержание в 800 тысяч фунтов в год. Собственно, с этого момента начинается история самостоятельных государственных финансов.

Бюрократия

Противниками королей были аристократия и церковь. Государство в Средние века и в эпоху меркантилизма было организовано по принципу делегированного управления. Разные функции в разных местах выполняли разные люди и организации. В поисках дохода государственные должности продавались и покупались, особенно во Франции. Сбором налогов (собираемость в 30% считалась хорошей) занимались гильдии или специальные откупщики, которые платили казне вперед, а затем от имени короля собирали налоги с прибылью для себя. Борьба за расширение «налоговой базы» привела к тому, что монархи вынуждены были все больше опираться не на ненадежную знать, которая традиционно занимала различные должности при дворе, а на наемную «команду профессионалов».

В Англии в 1664 году были отменены последние меркантилистские привилегии (кроме «авторского права») и все ее жители стали равны перед законом, что означало, что они платили налоги, утверждаемые Парламентом. В 1692 году откупщики налогов были заменены получающими жалованье сборщиками, что резко увеличило доходы королевской казны. Во Франции после централизации казны с 1523 по 1600 доходы короля выросли в 4 раза.

Нужно сказать, что создание класса платных чиновников было скорее побочным следствием процесса и не входило в намерения королей. Чиновники появлялись «сами собой», - государство рождало налоги, налоги рождали государство. Известно много историй о том, как это происходило. Например, история о том, как король Савой-Пьемона Эммануэль Фильберт придумал налог, который привел к тому, что вынуждал населенные пункты в его владении четко устанавливать собственные границы. Соответственно, появилась потребность в кадастрах и чиновниках для их ведения.

Так появилась бюрократия. В конце концов короли победили аристократов и церковь и теперь они получали доход не только от собственных владений, но и от «страны в целом». Правда, совершенно неожиданно, они обнаружили себя в полной зависимости от бюрократии. Как сказал один чиновник одному королю: «Ваше величество есть не более, чем церемония». «Абсолютная монархия» на самом деле является полным бессилием монарха, как такового, и первым явлением бюрократии, как самостоятельной касты, которой с этого времени было суждено править миром.

Итак, как мы сказали, «слабая» монархия в Англии и «сильная» монархия во Франции в итоге дали один и тот же результат эволюции в виде появления самостоятельных государственных финансов и налогов, существующих для их наполнения. В Англии финансы короля были отделены от финансов государства и строго нормированы, во Франции все финансы были королевскими, но сам монарх превратился в функцию бюрократии. Остальные европейские монархии, находящиеся между этими крайностями, разумеется, тоже пришли к похожим результатам.

Граждане

Великую Французскую революцию следовало бы назвать великой бюрократической революцией. Ликвидировав меркантилизм и абсолютизм, французы просто добились тех целей, которых абсолютная монархия и система привилегий, монополий и регламентации так и не смогли добиться. Король и аристократия стали больше не нужны, а громоздкая система меркантилизма была заменена крайне централизованной и гораздо более простой системой наемной бюрократии.

Так окончательно утвердилась та форма государства, которая знакома нам теперь. Ее отличие от предшествующей системы состоит в том, что вместо многослойного пирога средневекового общества в ней существует лишь две основные группы людей — граждане, равные перед законом и платящие налоги и бюрократы, служащие абстрактной корпорации по имени «государство».

Фактически, революционеры «переоткрыли» античный принцип, по которому публичная должность существовала отдельно от занимающего ее человека. Государство наконец-то стало в полной мере «искусственным человеком» Гоббса. То есть, государство стало корпорацией, юридическим феноменом, который давал юридические возможности физического лица записи в нотариальных книгах, или, как в нашем случае, полной абстракции, нигде толком не определенной и существующей по факту признания ее другими такими же абстракциями (институт «признания» государств друг другом). Кроме того, в старой античной схеме «человеки отдельно, должности отдельно» появилось, то чего в ней раньше не было — принудительные налоги.

В ходе революции и Наполеоновских войн эта система распространилась практически по всей континентальной Европе. Успех французских войск, ведших фактически непрерывную войну в течение 20 лет объясняется просто — во Франции гражданами стали 30 миллионов человек. Это означало, что взрослое мужское население могло быть поставлено под ружье. Европейские монархии могли расчитывать только на наемников и армии, собранные по «воинской повинности». В отличие от французских граждан, их подданным в большинстве случаев были глубоко безразличны войны, которые вели их монархи.

Радикальные изменения означали, что граждане теперь предъявляли совсем другие требования к корпорации «государство» и эта корпорация радостно откликалась на их зов. В век науки считалось, что государство способно быстро исправить «язвы общества», если существуют «научные методы». При том, что 19-й век был эпохой либерализма, именно тогда государство начало активно заниматься тем, чем до того никогда не занималось — охраной порядка, социальным страхованием, «капитальным строительством», в том числе и инфраструктуры (железные дороги), унификацией образования, регулированием трудовых отношений и т.п.

В нашей теме это означает, что начинают активно использоваться прямые налоги. Уильям Питт ввел подоходный налог в Англии для войны с Наполеоном. После войны он был отменен (редкий случай). То же самое случилось в США во время Гражданской войны (затем налог тоже был отменен). Но уже с начала 20-го века прямое налогообложение становится нормой. И если подушный налог во времена монархий всегда вызывал сопротивление, то новая система (куда более жесткая) преподносилась как «гражданский долг» и вводилась легче, поскольку налоги получал не король, а обезличенное «государство», якобы служащее «общему благу».

Искусственный человек

Гоббс, назвавший государство «искусственным человеком», не дожил каких-то 350 лет до того, как его метафора превратилась в реальность и зажила собственной активной жизнью. 20-й век был эпохой «масс», безраздельного владычества бюрократии и торжества искусственного человека.

В нашей теме очень важно появление в это время теорий, которые описывали жизнь с точки зрения искуственного человека. В 30-е годы, когда от либерализма 19-го века почти не осталось следа, появилось кейнсианство и специальная разновидность бюрократов — экономисты. Кейнсианство обобщило тенеденции, которые и ранее существовали в экономической науке — стремление перенести в нее идеи из физики и механики вместе с математическим аппаратом и представить человеческое общество в виде замкнутой системы, стремящейся к равновесию. Кейнсианство создало мир, в котором действуют абстрактные «агрегаты», а не живые люди, мир, где реальность определяют «уровни цен», «уровни инфляции», «уровни занятости» и так далее. Манипулируя этими «уровнями» искусственный человек достигал своих целей. Налогообложение заняло почетное место в этой системе.

Если в 18-м и 19-м веках мало кто возражал против того, что налоги есть узаконенный грабеж и разговоры о налогах шли с позиции «необходимого зла», а сами они рассматривались, как «бремя», то теперь все радикально изменилось. Для искусственного человека налоги совсем не бремя и не грабеж. Экономические теории теперь вполне серьезно рассуждали о «регулирующей» и даже «стимулирующей» роли налогообложения. Более того, «макроэкономисты» долгое время настаивали (а наши, похоже, до сих пор настаивают) на том, что «фискальная функция» налогов ушла в прошлое и теперь на первое место выходит функция «регулирующая».

Послевоенное время было эпохой массовых экспериментов искусственного человека с реальностью. Он постоянно крутил ручки настройки, изобретал новые способы регулирования и налогообложения.

Экономический вред

В принципе, разговор об «эффективности» налогов должен начинаться и заканчиваться на том, что эта практика не является добровольной. Однако, украинцы еще до сих пор живут в мире представлений, порожденных технократами 20-го века. До тех пор, пока множество людей считает ее таковой и до тех пор пока доминирующим мнением является «а как же по другому?» стоит несколько слов сказать об экономическом вреде налогов.

Во-первых, экономика — это разного рода отношения и эффекты порожденные деятельностью живых людей, даже если они действуют через «искусственных человеков» - корпорации или государство. Поэтому мысль о том, что «мои налоги возвращаются мне в виде чего-то там» не верна по определению. Вам ничего не возвращается. Вам «возвращается» только в том случае, если вы сами непосредственно тратите деньги на некое благо или добровольно вносите взносы. Налоги же не являются ни вашей личной тратой, ни взносами.

Во-вторых, из этого следует, что такое использование налогов, как «государственное инвестирование» не является инвестированием в экономическом смысле слова. Еще экономисты 19 века знали об этом и некоторые справедливо относили государственные расходы к потреблению. Инвестирование основано на сбережении. А сбережение означает отказ от потребления. Государство же ни от чего не отказывается. Оно отбирает и тратит чужое. Государственные расходы в целом, и «инвестирование» в частности в экономическом смысле является потреблением чиновников. Они потребляют политические дивиденды.

В-третьих, классический пример «разбитого окна Бастиа» говорит нам о том, что рассуждения о государственных расходах всегда упускают из вида простую альтернативу — то, куда бы потратил эти деньги первоначальный владелец средств. Рассуждения о том, что случайно разбитое окно в лавке булочника даст теперь работу стекольщику (такие рассуждения вы обнаружите везде, где говорят о госрасходах и «инвестициях» государства) упускает из вида тот факт, что сам булочник собирался потратить эти деньги на новый костюм (что дало бы работу портному). Для каждого из нас намерения булочника куда важнее, так как они добровольны и подтверждены его сбережениями. Именно они, а не «инвестиции» из отобранных денег, составляют повседневную ткань экономики, той системы отношений, которая позволяет существовать такому огромному количеству людей на Земле.

В-четвертых, пример вора, укравшего деньги и тратящего их в супермаркете, делает очевидной еще одну сторону налогообложения — отсутствие добровольного обмена. Богатство «общества в целом» растет в ходе обмена, в котором всегда существует две стороны, которые добровольно приходят к соглашению. Для обмена каждая из сторон должна отказаться от чего-то, ей принаждежащего, в пользу чего-то, принадлежащего другой стороне. Вор же ничего не создавал, он просто присвоил себе чужое богатство. Мейнстримная экономика, рассуждая о пользе госрасходов видит только вора, покупающего товары в магазине, она игнорирует тот факт, что богатство в этом случае не увеличивается.

В-пятых, нарушение обмена происходит и тогда, когда налоги взимаются в его процессе, например, при «выдаче зарплаты». Получается, что покупатель вашего труда оценивает вас, скажем, в 10000 гривен (и эта информация существует на рынке, как ваша зарплата), а на руки вы получаете, скажем, 8000, то есть, в итоге вы предложите своим контрагентам на обмен сумму меньшую, чем рыночная ценность ваших услуг. Это вносит постоянные искажения в экономический процесс.

Существует бесчисленное множество налогов и способов их взимания, кроме того, тяжесть, которая ложится на плечи граждан, очень сильно зависит и от администрирования налогов, то есть, сами налоги могут быть и небольшими и их может быть немного, но связанные с ними процедуры могут быть просто непосильными.

Кроме того, в косвенных налогах нужно еще выяснить, кто на самом деле платит налог, или, как говорят экономисты, на кого он «перекладывается». Генри Хэзлитт и Мюррей Ротбард потратили много усилий для разбора основных видов налогов и выяснили, в частности, что, скажем, распространенный повсеместно налог с продаж платит таки производитель, а не потребитель, а в конечном итоге — владельцы первичных факторов производства — земли, рабочей силы. Общее же правило состоит в том, что «налоги нельзя переложить вперед». Это важно для понимания реальности, в частности легенды о налогах с продаж, как «налогах на потребление» и т.п.

Выход за пределы реальности

Однако, вернемся к нашей истории. Как мы помним, главная задача государства — постоянно расширяться. Со временем денег, получаемых от налогов, стало опять не хватать на расширение. Поэтому государства постепенно открыли новые способы финансирования своих потребностей в виде инфляции и займов. Не нужно забывать, что налогообложение, каким бы незаметным его не пытались сделать (облагая, например, налогом корпорации или, как у нас, удерживая налоги до выплаты зарплаты) всегда вызывает реакцию облагаемых и вообще говоря, слишком зависит от политических решений. Логично было бы свести его роль в текущем «наполнении бюджета» к минимуму. Где-то с 90-х годов прошлого века мы и оказались в новом мире, в котором искусственный человек полностью вышел за рамки нашей реальности. Государства давно и уверенно тратят гораздо больше, чем собирают налогов.

Положительным моментом здесь является то, что никто, похоже, уже всерьез не говорит о «регулирующей» или того хуже «стимулирующей» роли налогообложения. Эти разговоры остались политикам и совсем уже заангажированным экономистам. Вместе с потерей налогами роли единственного наполнителя бюджета, вернулось осознание того факта, что сами по себе налоги являются не более чем экспроприацией собственности.

Возвращение в реальность

Борцы за экономические свободы делают ошибку, когда говорят о том, что налоги перестали иметь решающее значение и теперь куда больший вред приносит государственное регулирование, как таковое. Это так, если смотреть на мир глазами искусственного человека. В мире обычного человека из плоти и крови налоги по-прежнему являются основой системы, ведь сама система не изменилась. Ничего не поменялось от того, что вместо доисторического вождя, принимающего дань от поданных, мы имеем абстрактную корпорацию «незаметно» отнимающую часть нашей собственности. Государство по прежнему является территориальной монополией, существующей с целью получения дани с оказавшихся на этой территории людей. 

Налоги нельзя рассматривать только с экономической точки зрения (хотя, конечо, разные виды налогов приносят разный вред), нельзя их также считать исключительно «фискальным инструментом». Налоги являются системообразующим фактором современной политэкономической машины. Как метко заметил украинский наблюдатель Максим Крыжный, на современных деньгах должно быть написано "обеспечены вашим здоровьем и вашей свободой". Сама обязанность платить налоги лежит в основе фиатных денег, которыми мы должны платить государству и всей машины монопольного насилия в целом. Уберите налоги и эта машина развалится. 

Маскировка и мифология. Выводы

Если бы налоги действительно хоть в какой-то степени были платой за некие услуги, то логичной налоговой системой была бы система с одним-единственным налогом, причем налогом прямым. С точки зрения эффективности как самой «услуги» государства, так и контроля за всем этим делом, это, пожалуй, единственно возможный вариант. Однако, вы нигде не найдете страны с одним налогом, да еще прямым.

Более того, характерной для всех без исключения стран чертой является путаница с налогами. Налогов не просто «больше одного», сама система налогообложения призвана вводить в заблуждение. Государства преследуют здесь две цели. Первая - максимально использовать «анастезию», то есть сделать так, чтобы конечный плательщик не ощущал факта грабежа. Налог на корпорации и вообще налогообложение «юридических лиц» — классический пример такой анастезии. Налогообложение зарплаты до выдачи ее на руки, как в Украине — другой пример. Вторая задача — не допустить четкого разделения общества на доноров и реципиентов. Налоги платят все, даже те, кто получает доход от налогообложения других — пенсионеры, чиновники, военные и так далее, кроме того, существуют налоги вроде НДС, которые невозможно не платить и которые, опять-таки, «накрывают» всех граждан государства, независимо от того, «вносят» ли они налоги или «уносят» их. Политическая борьба в современных демократиях, в конечном счете, проходит между реципиентами и донорами. Однако замаскированное налогообложение направляет ее мимо цели. Думаю, что четкое разделение на тех, кто отдает и тех, кто получает, может гораздо быстрее привести к исчезновению налогообложения.

Наконец, важнейшим элементом системы налогообложения является мифическое «наказание за богатство», которое якобы наступает как результат некоторых видов налогообложения, вроде прогрессивного подоходного налога и которые заставляют «богатых платить больше». При том, что в действительности, в большинстве случаев больше платят опять-таки бедняки, сам факт существования такой системы заставляет их быть в политическом тонусе и злорадно голосовать на выборах за соответствующие предложения.

Итак, в качестве вывода можно сказать следующее. Налоги развивались от дани в натуральной форме к дани в денежной форме. Последнему способствовало расширение государства как вовнутрь (функционально) так и вовне (территориально). Налоги развивались (при прочих равных) от более косвенных к более прямым. И, наконец, в наше время налоги играют роль основания всей системы государственного принуждения.

Говоря о налогах и о том, как они могут быть «улучшены», следует исходить из конечной цели полной ликвидации налогообложения как нелегитимного и экономически вредного занятия и из того, что сами по себе налоги являются не экономическим, а политическим явлением. Поэтому «улучшением» является только то, что направлено (при прочих равных) на упрощение администрирования, на ликвидацию налоговой «анестезии» в виде налогообложения юридических лиц и т. п., на переход от косвенных к прямым налогам и на четкое разделение в налогообложении доноров и реципиентов. Только такой подход имеет какой-то практический смысл. Все остальное — это дискуссии по поводу того, какое наказание гуманнее — розги или стояние на гречке.

10.04.2012