Лексика конфликта: как СМИ способствуют разжиганию агрессии

Если мы говорим о лексике, для начала, пусть и в несколько упрощенном виде, необходимо, дифференцировать две её проекции. Первая – это невербалика (информация, принимаемая в общении и взаимодействии по не речевым каналам), куда отнесём весь читаемый «принт» (печатные медиа), включая new media (без их конвергентной составляющей).  И вторая – устная (подразумевающая говорение и слушание) – телевидение, радио, подкасты, соответственно. 

Принято считать, что вербалика является фундаментом для коммуникации, прямо влияя на сознание реципиента. В то время, как невербалика апеллирует скорее к подсознанию.

Что мы видим на практике? Речевые каналы коммуникации превалируют сегодня и по охвату, и по вовлечению. А масштабирование запрограммированных проговариваемых месседжей носит катастрофический характер. К их продуцированию имеют, как прямое, так и опосредованное, отношение и журналисты – по ситуации. И связано это с политическими, коммерческими амбициями бенефициаров тех медиа и проектов, в которых они «временно заняты». «Временно» – потому, что постоянная миграция между медиа-холдингами-противниками в пик очередного пика избирательного процесса обескураживает. При этом гражданская позиция в интерпретации событий «вне кадра» нередко полностью деклассируется тем, что происходит в эфире на экране.

Показательно в этом ключе поведение журналистов-ведущих различных полит-шоу, как грибы-галлюциногены плотно рассаженные в сетки телеканалов. Вместо того, чтобы попытаться соблюсти осмысленный баланс, журналисты выносят собственные «закамуфлированные» суждения, закрывают глаза на применение участниками шоу технологий боевого нейролингвистического программирования (НЛП). Таких, как:

– «обобщение» (просто подсчитайте сколько раз встречается в публичном выступлении фраза «на самом деле», которая есть ничто иное, как результирующий вывод из ложной посылки на основании бездоказательных утверждений); 

– «опущение» (когда интерпретировать сказанное можно разными способами – «они показали полную недееспособность»); 

– «искажение» («вводом военного положения в приграничных регионах Украины они вновь разделили страну на граждан первого и второго сорта» – комментарии, думаю, излишни).

Всё словно по Пелевину – «сначала подстройка и ведение, затем разрыв шаблона, потом опущение и присоединение» («П5: прощальные песни политических пигмеев Пиндостана»). Всё ради профита, а не приверженности к объективности, характерной, по крайней мере, в теории, для западной журналистики.

Хотя наши западные партнёры в своей стоически занимаемой долгое время позиции «быть над схваткой» (читай – освещать события «с обеих сторон») в вопросах российской агрессии в отношении Украины тоже продемонстрировали нашему брату-журналисту себя не ахти, попросту оказавшись беспомощными в выборе формулировок на определенном этапе.

Думаю, не им, а нам, так в первую очередь, пора завязывать использовать удобные эвфемизмы для обозначения «конфликтов» и называть коллаборантов коллаборантами, войну войной. Не выстраивать же модель нового лексикона?

Мне отрефлексируют – этические обязательства современной журналистики призывают быть толерантными. Ну что же – vouloir c'est pouvoir (хотеть – значит мочь). Вот только – не нагнетайте! Банкиры используют скоринговую модель для оценки адекватности (кредитоспособности) заёмщика, отталкиваясь от численных статистических методов. Так Google вам в помощь. Гуглоскопируйте бэкграунд темы при подготовке журналистских материалов во время противостояния в стране, определяйте тиражируемость константы ключевых месседжей и их «хозяев», и вычленяйте кличи «боевого НЛП».

Sapienti sat!