Свободно конвертируемая мораль

В конце прошлого века по Европе стал бродить очередной призрак – призрак корпоративной социальной ответственности. Погремев костями на Стокгольмской конференции по проблемам защиты окружающей среды в 1972 году, из дверей Саммита Земли, прошедшего 1992 году

В конце прошлого века по Европе стал бродить очередной призрак – призрак корпоративной социальной ответственности. Погремев костями на Стокгольмской конференции по проблемам защиты окружающей среды в 1972 году, из дверей Саммита Земли, прошедшего 1992 году в Рио-де-Жанейро этот призрак вышел, наполненный плотью и кровью, воодушевленный историческим крахом советского лагеря в противостоянии Востока и Запада. И с тех пор он с каждым годом шагает все более уверенно по офисным коридорам и конференц-залам.

Сегодня уже не надо убеждать капитанов мирового бизнеса, что социальная справедливость и мораль тоже могут быть капитализированы. Отечественных бизнесменов, прошедших горнило первоначального накопления капитала в 90-е годы, этой простой истине научила сама жизнь. Они инстинктивно поняли, что в мире больших денег нельзя себя вести как мелкий эгоцентричный лавочник. И народ не поймет и перед западными инвесторами как-то неудобно, для которых еще, поди, знай, что важнее прибыль или принципы.

В 2014 году одним из социальных завоеваний произошедшей тогда революции стало то, что корпоративная социальная ответственность из инстинктивно понимаемой бизнес-практики перешла в разряд осознанной, официально поддержанной необходимости. Произнесенная на деловых переговорах аббревиатура «КСО» сразу превращала переговорщика в современного, по-европейски мыслящего делового партнера. А в 2016 году эта тенденция докатилась и до государственного сектора. Появился первый нефинансовый отчет государственного предприятия «НАЭК» «Энергоатом». В нем компания подробно рассказала, что хорошего она сделала для социума за отчетный период. Социум, в свою очередь, не остался в долгу. Уже за первое полугодие 2017-го чистая прибыль компании увеличилась почти в полтора раза с 1,12 млрд. грн. до 1,63 млрд. грн. Эти данные были опубликованы в уже финансовом отчете корпорации.

По проторенной дорожке пошел еще один государственный монополист ПАО «Укрзализныця». Правда, к этому вопросу железнодорожный перевозчик подошел системно и создал в своей структуре управления отдельный департамент по вопросам корпоративной социальной ответственности. Но интересно то, что эти структурные преобразования совпали по времени с выходом новой серии саги под названием «железнодорожный тариф». Усилиями главных действующих лиц: с одной стороны Укрзализныци, а с другой стороны – крупных грузоотправителей, в основном представителей горно-металлургического комплекса, эта скучная бухгалтерская тема за много лет превратилась почти в остросюжетный триллер. За развитием сюжетной линии с интересом следят люди бесконечно далекие от грузовых железнодорожных перевозок. Все это стало возможным благодаря тому, что стороны изначально предпочли выяснять свои отношения максимально публично. В то же время во многих других случаях такая деликатная тема как тариф, то есть цена за услуги, обсуждается в тиши кабинетов за плотно закрытыми дверями.

Еще одна особенность этого спора гигантов заключается в его социальном подтексте. В качестве аргументов, как в пользу повышения тарифов, так и в пользу его сохранения на прежнем уровне приводятся доводы о том, что это, дескать, соответствует интересам общества. Например, в марте прошлого года глава объединения предприятий «Металлургпром» Александр Каленков в своем открытом письме на имя тогдашнего Министра экономического развития и торговли Айвараса Абромявичуса пугал общественность не чем-нибудь, а падением налоговых поступлений в бюджет от компаний ГМК в случае повышения тарифа на 12%, как того просила ПАО «Укрзализныця». Складывалось впечатление, что владельцев горно-обогатительных комбинатов, приносящих им миллиардные прибыли, прежде всего, заботит наполнение государственного бюджета. Государство и деловое сообщество, конечно, понимало, что проблемы бюджета этих жирных котов интересуют в последнюю очередь, но к их аргументам прислушивались. Впрочем, тариф все-таки подняли сразу на 15% в апреле 2016-го. Однако мрачные прогнозы о катастрофическом сокращении рабочих мест в ГМК со всеми вытекающими социальными последствиями при этом не оправдались. Металлурги продолжили все так же плавить металл, и неплохо на этом зарабатывать. Так, согласно финансовому отчету крупнейшей в Украине горно-металлургической корпорации Метинвест за 2016 год отчетный период группа закончила с чистой прибылью 118 долларов США, в то время как, как в 2015-м она даже не смогла выйти в плюс. Более того, корпорация отчиталась об увеличении производства стали по итогам 2016 на 9%, и вообще об увеличении еще много чего.

В разделе отчета «затраты на дистрибуцию», в который обычно включается и транспортные расходы, тоже видим обнадеживающие цифры – снижение на 660 млн. долларов США. Читаем далее, что это результат удешевления морского фрахта из-за сокращения объема перевозок в Юго-Восточной Азии. А в следующем предложении – жалоба о том, что этот позитивный фактор частично нивелировался удорожанием услуг железнодорожного транспорта. Но все это не помешало Метинвесту продолжать тратить деньги на разнообразные социальные проекты в 2016 году. Из нефинансовой отчетности холдинга следует, что он в течение этого времени щедрой рукой раздавал крупные суммы на улучшение городской инфраструктуры, создание центров повышения квалификации кадров, развитие детского футбола, благоустройство парков и многое другое.

Но в этом сентябре, когда был запущен механизм очередного повышения тарифа, металлурги снова затянули свою старую песню, дескать, все это обернется социальным негативом. Но и Укрзализныця стоит на том, что повышать тариф нужно, в том числе и для того, чтобы избежать этого негатива. Наблюдая за этой противоречивой картиной, хочется повторить вслед за стариной Милтоном Фридманом – «социальная ответственность бизнеса – делать деньги».