Добровольность и деятельность. Особенности перевода

У меня на полке есть книжка под названием «Словарь ложных друзей переводчика». Я не переводчик, но мне всегда интересно было заглядывать в эту книжку, чтобы лишний раз убедиться в том, насколько важными для понимания информации являются самые разноо

У меня на полкеесть книжка под названием «Словарьложных друзей переводчика». Я непереводчик, но мне всегда интереснобыло заглядывать в эту книжку, чтобылишний раз убедиться в том, наскольковажными для понимания информацииявляются самые разнообразные детали.И, прежде всего, этимология и коннотации(если говорить о словах) и контекст (еслиговорить о словах в тексте).

Думаю, любой,кто может назвать себя либертарианцем,неоднократно участвовал в спорах одобровольности. Это одно из ключевыхпонятий для понимания основ экономики(добровольный обмен), принципа неагрессиии тому подобного. Либертарианствоневозможно без четкого понимания границмежду добровольным и принудительным.

Опять-таки,думаю, не ошибусь, если скажу, чтодискуссии такого рода (если даже исключитьобычный троллинг), обычно, мягко говоря,не просты. Причин тут много — отнепонимания уровня абстрагирования,на котором делаются утверждения добанального «советского наследия» вголове. Но есть одна причина, о которойя как раз хочу немного поговорить исвязана она с переводом и коннотациями.

Не секрет,что большинство экономической илибертарианской литературы написанона английском языке. И в нем слово«добровольный» выглядит как «voluntary”. Коннотации этих словразличны, «voluntary” нельзяточно перевести на русский (отсюда иотдельно стоящий «волюнтаризм»). Можносказать «добровольный», «по воле», «пожеланию», но однозначного соответствиянет. Обычно переводят словом «добровольный»,но, как мне кажется, это слово являетсяодной из причиной проблем и заблуждений.Дело в том, что в «добровольном» частоакцент делается не на «воле», а на «добре». «Пошел добровольцем», «добровольносдался», здесь явно присутствует акцентне на «воле», а на том, что она «добрая»,то есть, человек делает своего родаодолжение другим, приносит, так сказать,добро. Между тем, в том же слове «volunteer”звучит другой оттенок,человек участвует в том, что совпадаетс его целями, в случае войны, например,отправляется на войну, потому, чтостремится к этой цели, в этом состоитего воля.

Приведу пример того, какпонимание разницы между «добровольный»и voluntary можетоблегчить спор. Вот вам стандартный,набивший оскомину тезис, о том, чточеловек, покупающий что-то (участвующийв обмене) делает это не добровольно, а,например, под воздействием рекламы(другой распространенный вариант —рабочий продает свой труд «под угрозойголода»). «Добровольность» для тех, ктоиспользует эти аргументы, означает некуюдевственную чистоту и незамутненностьмотивов субъекта. То есть, если он купил«кока-колу», промедитировав перед этимтри дня, то это добровольно, а если вдругувидел перед этим рекламу, то все, пишипропало. А следовательно, «добровольногообмена не существует» и вся экономическаянаука идет прахом. С рабочим, «продающимтруд» под угрозой голода все еще хуже,и, в общем, ни экономисты, ни либертарианцыничего не понимают, оторваны от жизнии полные утописты.

Между тем,экономика, право, а за ними и «либертарианство»говорят о voluntary, чтов данном случае можно перевести, как«по желанию». Если вы замените «добровольно»на «по желанию», то всунуть в рассуждениярекламу или голод-не-тетку будетзначительно труднее.

В самом деле,закономерности, которые возникают входе voluntary обменовникак не зависят от того, были ли этиобмены проведены «под влиянием» голода,холода, рекламы, мнения соседа дяди Колиили тетки из Житомира. И вполне очевидно,почему. Право и экономика изучают то,что лежит между людьми, а не самих людей.Никто не может знать, под воздействиемкаких факторов тот или иной человекпоступает так, а не иначе. Мы видим толькопоступки других и это взаимное видениепоступков друг друга и реакция на нихи лежит в основе того, что называется«социальным порядком» со всеми егосложными институтами и закономерностями.

Когда этипоступки совершаются «по желанию»человека, а не по принуждению другогочеловека, то социальный порядокрасширяется (люди удовлетворяют своижелания, какими они их видят в данныммомент, удовлетворяя желания других истроят свои планы в расчете на то, чтотакой порядок сохранится), количествосвязей и сложность порядков возрастает,а значит растут возможности людей ибогатство «общества в целом». По этимпричинам различение добровольного ипринудительного имеет такое значениеи так важна точность в понимании этихслов.

Теперь совсемнемного о другом слове, о «деятельности».В русском «деятельность» обычноассоциируется с довольно таки развернутымпланом и его практической реализацией.Обычно вам не придет в голову назвать«деятельностью», скажем, покупку вмагазине. Вот сам магазин — этодеятельность и еще какая. А разоваяпокупка в нем — нет.

Вы ужедогадались, что речь пойдет о всемизвестной книге и той простой проблеме,что называется она Humanaction и сам автор пишет тамоб action, ане о «деятельности». Казалось бы, этосамое action правильнеебыло бы перевести, как «действие». Нотут опять заковыка, ибо «действие» врусском языке это нечто совсем короткое,часто неосознанное, это фактическинеделимая единица, вроде как поднятьруку. В общем, перевели как «деятельность»,но реальный смысл все-таки где-топосередине между «действием» и«деятельностью». Понятно, что можновсем показывать цитату из этой книги сопределением «деятельности», но это,как мне кажется, не самый лучший выход,у вас это не всегда получится. А вот еслипомнить о том, что слова «деятельность»и, тем более, «действие» описывают несовсем то, что имел в виду Мизес, можноизбежать разных неприятных ситуаций вдискуссиях по этому поводу.