Недавно «Лига-Бизнес-информ» опубликовала колонку нобелевского лауреата Роберта Шиллера«Является ли экономика наукой». В ней г-н Шиллер поясняет, почему нобелевская премия в области экономики присуждается за «экономическим науки», а не за «экономику». «Области деятельности, использующие слово „наука“ в своих названиях, как правило, являются областями, в которые эмоционально вовлечены массы людей и в которых шарлатаны могут иметь материальный интерес в общественном мнении. Эти области имеют слово „наука“ в своих названиях, чтобы отличаться от своих собратьев с сомнительной репутацией» — пишет Шиллер и приводит примеры «астрономических наук» и «химических наук», которые в свое время включая в название слово «наука» отделяли себя от астрологии и алхимии.



Шиллер далеко не первый, кто в последнее время высказывался о перспективах экономики, как науки. Можно констатировать явное «брожение в умах» среди тех, кого принято называть «истеблишментом». Вызвано оно, очевидно, тем простым обстоятельством, что рецепты, которые выдают мейнстримные экономисты, не работают. Поэтому от вопроса «может попробуем другой рецептик?» публика плавно переходит к вопросу «а наука ли это вообще?»

К сожалению, представления экономических советников о предмете экономики и якобы необходимых нам «рецептах» непосредственно влияют на то, что они советуют правительствам и что эти правительства потом делают с нами. Более того, эти экономические эксперименты возможны только потому, что их, как метод, поддерживает и широкая публика. Собственно, весь спор идет только о содержании этих экспериментов. Вопрос «является ли экономика наукой?» и «в чем состоит предмет этой науки и что отличает ее от лженауки?» является хорошим поводом для перехода от споров по поводу содержания к обсуждению пригодности самого метода.

Разумеется, автор не надеется в короткой заметке раскрыть тему, которой посвящены целые трактаты. Моя цель, скорее, предоставить некие начальные сведения и, возможно, пробудить интерес у читателя разобраться в проблеме самому для того, чтобы научиться отличать подлинное от фальшивого и понимать, когда вам пытаются рассказывать экономические сказки (неважно — по невежеству, с благими намерениями или со злым умыслом).

Действительно, экономика сейчас находится в состоянии, в котором находилась, например, астрономия, существуя в рамках астрологии. Более того, проблема, о которой я говорю, — это проблема не только экономики, но и всех социальных (так сказать, «неестественных») наук, то есть наук о людях. Наука и не-наука идут здесь рука об руку и часто один и тот же автор использует как научный метод, так и ненаучные подходы. И, конечно, комитет по присуждению нобелевских премий — это не то место, где отделяют зерна от плевел. Такого места вообще не существует, точнее, оно может существовать только в головах потребителей всего этого продукта.

Итак, что отличает науку от не-науки? Наука ищет в окружающем нас мире универсальные закономерности. Это позволяет отделить события, происходящие в рамках «законов природы» от феноменов — уникальных событий, которые являются невоспроизводимыми, предсказывать те или иные явления в рамках этих закономерностей и иногда — управлять этими явлениями.

«Естествоиспытатель» движется от наблюдения к пониманию причин того или иного явления. В ходе этого движения он строит гипотезы, которые проверяются опытом, затем возникает теория в той или иной степени описывающая универсальные закономерности для неких классов объектов и их взаимодействий. Поскольку причины явлений никогда до конца не известны, то рано или поздно другие ученые фальсифицируют имеющиеся теории и корректируют введенные ими универсальные закономерности с учетом имеющихся у них новых данных и гипотез и так до бесконечности.

Это метод естественных наук. В случае же науки о людях причина явлений хорошо известна. Она состоит в том, что человек действует для достижения своих целей и выбирает среди имеющихся альтернатив их достижения. Соответственно и метод наук о людях отличается от естественнонаучного. Наука о людях ищет универсальные закономерности в деятельности людей, опираясь на априорное знание о ее причинах.

Собственно, проблема ненаучного в экономике и других социальных науках появляется от попыток использования естественнонаучного метода для случая человеческого общества.

У этой проблемы хорошо известные исторические корни. Экономика — относительно молодая наука (хотя ее корни уходят еще к некоторым греческим философам). В ее появления на свет есть две особенности. Во-первых, она родилась в эпоху массового увлечения успехами естественных наук. Во-вторых, экономика первоначально возникла как «политическая экономия», то есть, это были наблюдения и выводы изначально предназначенные для «правильного» управления. Эти выводы (например, о пагубности протекционизма) в большинстве случаев были невыгодны тем, кому они предназначались. Ответом на эти выводы были требования «научных доказательств и расчетов». Эти требования, повторю, были особенно убедительны на фоне расцвета естественных наук и представлений о том, что «настоящая» наука это только естественная наука с ее методом и, следовательно и «расчетами». И экономисты занялись «расчетами», то есть начали осознанно использовать методы естественных наук.

Разумеется, это не помогло. Почитайте, например, Фредерика Бастиа, который был депутатом французского парламента 150 лет назад. Вы обнаружите у него описание тех же самых «проблем», что и сегодня, излагаемых буквально теми же самыми словами и с теми же самыми «аргументами», то есть никакие «расчеты» не способны убедить тех, кому невыгодны их результаты. Достаточно сказать, что тот же протекционизм, во вреде которого уверен даже Кругман, так и не исчез за эти годы, а кое-где даже весьма процветает.

Тем не менее, экономисты приняли «расчеты» на вооружение. Хотя очевидно, что расчеты возможны только для человека (или предприятия), поскольку он преследует некие известные ему цели и совершает выбор из альтернативных способов их достижения. Расчеты, особенно в виде денежной калькуляции, часто являются частью этого выбора. Для «общества в целом» расчеты бессмысленны, поскольку «общество в целом» есть набор людей, стремящихся к разным целям. Между тем, у таких «расчетов для общества» есть заказчик в лице государства и его отчетности. И чем дальше, тем больше становился востребован этот заказ. Хорошо известный и подробно описанный процесс появления «государства всеобщего благосостояния» сопровождался, в том числе и появлением профессиональных экономистов, задача которых и состояла в том, чтобы правильно рассчитать государственные расходы (и шире — «экономическую политику»), дабы соответствующая отчетность показывала рост.

Это и стало причиной того, что как пишет автор цитируемой в начале этого текста колонки: «Одной из проблем, связанных с экономикой, является то, что она вынужденно сосредоточена скорее на политике, нежели на открытии фундаментальных знаний». Конечно, этот тезис был многократно сформулирован до Шиллера, но очень показательно, что он всплывает в дискуссии о научности экономики.

Между тем, научно корректные исследования, выводы и теории никуда не исчезали все это время. Ученые давно использовали метод наук о людях для своих умозаключений, даже не формулируя его. Сам же этот метод был сформулирован Мизесом, который показал, что универсальные закономерности содержатся в человеческой деятельности, как таковой. Каждый человек стремится улучшить свое состояние, каждый человек выбирает из целей и средств (и отказывается от альтернатив), каждый предпочитает настоящие блага будущим благам и так далее. Корпус этих аксиом и теорем позволяет построить научно корректные представления о таких сложных вещах, как ценность, цена, деньги, ставка процента, капитал и структура производства, позволяет понять природу экономических кризисов и качественно предсказывать их. Для понимания экономики, то есть, явлений, возникающих в отношениях между действующими субъектами, нужно опираться не на некие данные, а на дедукцию и логику.

Повторю — этот метод в той или иной форме использовался задолго до Мизеса, собственно, экономическая наука представляла и представляет собой удивительный винегрет, в котором перемешаны концепции, опирающиеся на разную (мало того — противоположную) методологию. Это хорошо заметно в учебниках, где первоначальные сведения даются обычно в рамках методологии науки о людях, а затем (по мере приближения к «макроэкономике») все более переходят на методы естественных наук.

Может показаться, что речь идет о каких-то сугубо теоретических вопросах, не имеющих практического значения. Однако, это не так. Экономическая политика государств, основанная на выводах, полученных естественнонаучным методом, постоянно приводит к ошибкам. Для примера возьмем такой столп макрорегулирования как ставка процента. В рамках научного метода, ставка процента — это цена настоящих благ относительно будущих. Она существует потому, что люди действуют не только (даже не столько) в настоящем, сколько из настоящего в будущее. Соответственно, существует и обмен по типу «возьми сегодня столько-то, завтра отдашь столько-то». Это явление не имеет никакого отношения к деньгам, величина ставки процента определяется «временным предпочтением», то есть тем, насколько люди ценят настоящие блага выше будущих. В денежной экономике эта ставка, находит свое отражение в ссудном проценте. Так вот. Когда дела идут хорошо и публика «уверена в завтрашнем дне», в том смысле, что видит в нем ценные для себя возможности, временное предпочтение обычно падает. Люди начинают стремиться к более долгосрочным целям. Настоящее становится не таким дорогим относительно будущего. Ставка процента падает. Падает и ставка ссудного процента на денежном рынке, поскольку больше людей стремится сберегать на будущее. Все эти явления — верные спутники экономического роста.

Макроэкономисты заметили, что рост обычно сопровождается снижением ставки ссудного процента и посчитали это снижение причиной (или одной из причин) роста. Как им кажется, «дешевый кредит» (то есть, низкая ставка ссудного процента) позволяет делать больше «инвестиций», что и приводит к росту. На самом же деле, снижение ставки процента в целом и ссудного процента в частности — не причина, а один из признаков роста. Причиной же является решение достаточно большого числа людей стремиться к более удаленным по времени целям.

Результатом политики снижения ссудного процента на практике являются регулярные кризисы. Государство, следуя рекомендациям макроэкономистов, постоянно стремится «поощрять рост» снижая ставку на денежном рынке, однако реальные экономические процессы определяются естественной ставкой, на которую государство бессильно повлиять.

Другая классика жанра — это показатель ВВП. Здесь похожая история. Если на какой-то территории людям не мешают работать, то «ВВП» на этой территории будет расти. Однако, вполне могут быть ситуации, когда изменения ВВП не отражают реального роста. Например, если денежная масса не меняется, то при росте экономики ВВП будет уменьшаться. С другой стороны, рост государственных расходов (например, покупка оборудования и труда для копания всем миром огромной ямы и последующего ее засыпания в течение отчетного периода), наоборот, покажет рост ВВП.

Вообще говоря, для макроэкономики очень характерна путаница причин и следствий и принятие корреляции за причинно-следственную связь. Выводы, которые делаются после этих ошибок, иногда бывают просто потрясающими. Например, уже упомянутый Пол Кругман как-то высказался в том духе, что американской экономике помогло бы нашествие инопланетян. Или другой пример — заметка Константина Сонина о проблемах роста в еврозоне. Как справедливо заметил один из комментаторов, у Сонина выходит, что проблема состоит в том, что немцы слишком хорошо работают и слишком мало едят.

Думаю, многие читатели заметили, что рекомендации экономистов часто выглядят, мягко говоря, странно. Живые люди не только не поступают так, как экономисты считают «правильным», но в большинстве случаев поступают прямо противоположным образом. Прекрасный текст, иллюстрирующий это явление, можно прочитать здесь. Эта «странность» есть прямое следствие ошибочной методологии. Пропробуем кратко указать на наиболее очевидные эффекты, к которым приводит методология естественных наук, примененная к человеческому обществу.

Проблема субъекта и объекта. Ложный субъект

В естественных науках, будь то изучение камней или галактик, исследователь является субъектом, а камни или галактики — объектами. То есть, только исследователь имеет здесь цели, связанные с пониманием закономерностей и только он поняв закономерности, управляющие поведением камней или галактик, может использовать их к своей пользе. По крайней мере, такое положение дел будет сохраняться до тех пор, пока нам не станут известны сведения о собственных целях галактик и камней.

В случае науки о людях, исследователь — такой же субъект, как и те, кого он исследует. И он и другие люди действуют, имея свои собственные цели. С этим обстоятельством и связано то, что метод социальных наук должен отличаться от метода наук естественных.

Если же при исследовании социума оставаться в рамках естественнонаучной методологии, то неизбежно возникает, «достраивается сам собой» в ходе рассуждений, ложный субъект, для которого другие люди являются просто объектами, «однородными и предсказуемыми частями данных», по выражению Мюррея Ротбарда. Этим иллюзорным сверх-субъектом чаще всего выступает «общество» или «государство» от имени которых якобы действует исследователь. Абсурдность рецептов, о которой мы говорили выше, связана именно с несоответствием действий реальных субъектов представлениям, которые вытекают из подразумеваемого существования ложного сверх-субъекта.

Здесь я хочу быть правильно понятым. Я говорю не о том, что «нас считают винтиками» и не о том, что такое представление обидно и как-то ущемляет наше достоинство. Я говорю о том, что оно методологически неверно, и, следовательно, все практические рекомендации, полученные таким методом, ошибочны.

Люди могут быть объектами только для некоего всезнающего разума — Бога, для которого не существует неопределенности будущего и проблемы выбора среди альтернатив. Неудивительно, что ложная субъектность фактически приводит к обожествлению политической власти, приписыванию ей магических качеств и способностей. Хочу уточнить здесь, что речь идет не о каком-то излишне восторженном отношении к политикам, партиям и внешним атрибутам государства. Речь идет о вере в сверхспособности некоего мифического, не существующего в реальности субъекта. Примером такой веры является, например, классический вопрос «кто же будет строить дороги без государства?» Между тем, государство не строит дороги, в чем нетрудно убедиться, посетив строительство и не обнаружив там чиновников с лопатами. Дороги строят частные компании. Точно также, государство не производит материалы для дорог, их производят другие компании. И, наконец, государство не получает волшебным образом «средства» на строительство дорог, оно их просто отнимает у других людей. Между тем, подавляющее большинство верит в то, что если государства не будет, дороги перестанут строиться.

Проблема регулирования

Информация, которую макроэкономика считает данными, собирается для решения вопроса «что же с этим делать», то есть, непосредственно для последующего регулирования. Однако, ответ на вопрос «что с этим делать?» уже дан, либо дается, либо будет дан. Ведь то, что считается «данными», возникает в результате деятельности людей и является частью информации, которую они учитывают либо не учитывают в своей деятельности, причем каждый по своему, в зависимости от собственных целей и средств. Поэтому, если даже допустить, что данные, собранные регулятором являются валидными (что, конечно же, не так), просто невозможна ситуация, когда бы он мог «принять меры» лучше, чем это сделали (делают, сделают) участники рынка.

Кроме того, регулирование происходит не само по себе, не как реализация воли субъекта в отношении безвольных объектов. Все регулирование есть просто еще один набор сигналов для все тех же действующих субъектов, поскольку в этой области ничего ничего другого в природе не существует. Действующие субъекты, конечно же, вынуждены будут учитывать воздействие регулирования, но они будут преследовать свои цели, а не цели регулятора.

Кстати, именно это порождает желание регуляторов превратить регулируемых в беспомощные объекты (справедливости ради отметим, что это стремление поддерживается и желанием обычных людей превратить других, не нравящихся им людей в объекты). Так возникают коммунизм, социализм и прочее, системы, которые являются не некой аномалией, а результатом последовательного применения естественнонаучного метода. Но на самом деле, в подлунном мире между людьми существуют только отношения субъект-субъект, и потому в реальности государственное регулирование есть только агрессия одних субъектов в отношении других, агрессия, проводимая от имени несуществующего сверх-субъекта.

Проблема данных и проблема будущего

Есть несколько проблем, связанных с «данными», которые используются в макроэкономике. Самая очевидная и простая — это то, что непонятно, что же именно является данными и почему. Информации, существующей даже в виде сведений (не говоря уже о знаниях) попросту слишком много. Другая, более существенная проблема, состоит в том, что информация не «дана», она осознается субъектами в ходе деятельности и самое плохое для регуляторов — она еще и создается в ходе деятельности. Субъекты меняют цели и средства в зависимости от доступной им информации, это, в свою очередь, создает новую информацию для других субъектов и так далее. Но самая плохая новость для регулятора в том, что его деятельность имеет хоть какой-то смысл (если, конечно, допустить, что все остальные проблемы регулирования волшебным образом испарились) только в том случае, если сам он находится в будущем и ему известны последствия всех решений, которые сегодня принимают независимо друг от друга действующие субъекты.

Проблема функциональных отношений

Как пишет Уэрта де Сото «В экономике, в отличие от физики и естественных наук, не существует функциональных соотношений (и, следовательно, функции спроса, предложения, издержек и т.п.). С точки зрения математики, точнее, теории множеств, функция — это всего лишь взаимно однозначное соответствие между элементами или точками двух множеств, „начального“ и „конечного“. Очевидно, что в экономике не выполняется ни одного из трех условий, необходимых для наличия функциональной взаимосвязи: 1) элементы начального множества не даны и не являются постоянными; 2) элементы конечного множества не даны и не являются постоянными; 3) что самое главное, соответствие между элементами двух множеств тоже не является ни заданным, ни постоянным, а все время меняющимся в результате деятельности и творческой способности людей. Соответственно, чтобы использовать функции в нашей науке, нужно исходить из гипотезы о неизменности информации, т.е. исключить из рассмотрения главного фигуранта социального процесса: наделенного врожденной творческой и предпринимательской способностью человека».

Проблема равновесия

Подражание естественным наукам и, особенно физике, в которой энергия не исчезает и не создается, а трансформируется из одного состояния в другое, привело к тому, что предметом анализа макроэкономики являются состояния статического равновесия. Экономика рассматривается как система, в которой существуют «данные» и однозначные зависимости. Равновесие такой системы — это и есть цель, весь вопрос упирается лишь в то, что считать критерием эффективности системы.

Если вы обратитесь к моделям «совершенной конкуренции» или «совершенного рынка», вы обнаружите, что это системы, в которых ничего не происходит. Фактически, они просто описывают «кругооборот» ресурсов в рамках такой системы.

В реальности равновесия в экономике не существует и само по себе равновесие не является и не может являться некой целью к которой следует стремиться. Разумеется, рынки стремятся к равновесию, и некоторые рынки могут находиться в состоянии близком к равновесию время, достаточное для того, чтобы это было замечено и обсуждено экономистами. Однако, такое равновесие есть просто результат выбора действующих на этих рынках субъектов, которые пока что не видят причин действовать иначе. Поскольку информация не «дана», а меняется и создается (вместе с целями и средствами субъектов), локальные состояния равновесия неизбежно нарушаются. То есть, состояние «равновесия» — это просто одно из состояний, которое может возникнуть (а может и нет) в ходе бесконечного развития.

Все это было бы исключительно предметом любознательного интереса, если бы практическая политика правительств не строилась на макроэкономических теориях. Практические методы макроэкономики фактически предполагают решение уравнений, правая часть которых «дана», а в левой части нужно найти такие значения переменных, которые бы соответствовали данному значению, после чего добиться их реализации на практике. Все дискуссии, которые мы видим и слышим происходят вокруг того, какие именно переменные и в каких зависимостях должны быть в левой части и какие «данные» в правой.

Таким образом, экономическое регулирование правительства ошибочно в самой постановке задачи. Не имеет значения, насколько оно «грамотно», оно всегда является только лишь источником помех и ошибок для действующих субъектов.

Проблема моделирования

Описание явлений невозможно без определенной степени упрощения. Моделирование, как метод редукционизма, по-видимому, неизбежно. В рамках этого метода вполне могут существовать допущения, совместимые с естественно-научным методом. Такие модели могут быть весьма полезны, важно лишь помнить о тех ограничениях, в которых они существуют. Большое количество ошибок в экономической науке связано с неоправданным распространением зависимостей, которые показывают модели, на ситуации, на которые они не распространяются. Классика жанра — всем известные кривые спроса и предложения. На самом деле, не существует точки, где пересекаются эти кривые, так как сделка происходит не при равенстве цен, а при неравенстве ценностей покупателя и продавца. Если мы учтем тот факт, что ценности субъективны и могут быть ранжированы только самим субъектом, модель пересекающихся кривых вообще потеряет смысл. Однако, для большого класса событий это упрощение допустимо, и если экономист пишет, что «это сдвигает кривую спроса вправо» и нигде не проявляет непонимания ограниченности самой модели, то использование этих кривых вполне закономерно. Но из этой же модели можно сделать и далеко идущие ложные выводы, например, о «равенстве спроса и предложения», о «равноценном обмене» и «разумной экономической политике», которая бы всегда одинаково и предсказуемо сдвигала кривые спроса и предложения в нужном для моделиста направлении.

Проблема психологии

Эта проблема уже не связана непосредственно с естественнонаучным методом, она, скорее, вызвана неспособностью понять его недостатки и предложением в качестве альтернативы, моделей, основанных на анализе поведения людей, в широком смысле «психологических».

Сама потребность в экономике, как науке, возникает в социуме. Экономика, так сказать, существует между субъектами. И потому здесь важно действие, а не исследование его мотивов. Мы каждый день имеем дело с последствиями действий сотен миллионов людей, о которых мы не знаем и никогда не узнаем. Нет никакой надежды понять их мотивацию, о которой они часто и сами не задумываются. Если на вас напали в подворотне, вы дадите сдачи, либо убежите, либо скрутите нападавшего для того, чтобы доставить его в «органы правопорядка». Для вашего действия не имеет значения мотивация агрессора — был ли он пьян, поссорился ли он с женой или он просто гопник. Для вашей реакции имеет значение только его действие. Мотивацией будет (да и то не всегда) интересоваться суд, то есть социальные процедуры, которые, как считается, предназначены для работы с ошибками. Модная нынче психология никак не может помочь экономике. В терминах экономики психология изучает ошибки, то есть, занимается анализом мотиваций и причин, которые приводят к ошибочным по мнению самого субъекта действиям (либо не приводят к желаемым, что одно и то же). Экономика же исследует закономерности самой деятельности, вне зависимости от мотивов, которые к ней ведут.

Аналогия больницы

Для обобщения сказанного в качестве иллюстрации (разумеется, сильно упрощенной) можно привести аналогию больницы. Давайте представим, что в некой больнице решили использовать макроэкономические методы. В качестве модели равновесия была выбрана модель температурного баланса человеческого тела с идеальным значением температуры 36, 6 градусов. Соответственно, данными, которыми оперирует начальство больницы, являются данные измерений температуры больных, после чего они усредняются, как это делается в макроэкономике, для «больницы в целом». Ориентиром, которым руководствуется больничное начальство, является средняя температура по больнице. Если показатель растет, всем прописывается жаропонижающее. Если падает — «жароповышающее».

Если больные и их родственники платят начальству исходя из показателя средней температуры, то в скором времени они обнаружат, что в риторике начальства больные уступят место больнице. Начальство будет говорить от имени больницы и о больнице, как о живом существе. Больница станет самостоятельным субъектом. О ней будут говорить «больница болеет» или «больница выздоравливает». Появятся такие категории, как «температура больницы», «кровь больницы» или «моча больницы» (с реальным государством происходила обратная история — нужно было найти концепции, которые бы постфактум оправдывали существование лже-субъекта). И, конечно же, обязательно появятся «интересы больницы». Люди, которые понимают, что меры, принимаемые больницей, приведут их на кладбище, начнут уклоняться от них. Возникнет теневая экономика и коррупция. Людей, которые будут уклоняться от прописанного начальством лечения (и, следовательно, портить показатели и отчетность) будут называть эгоистами, не думающими о благе больницы.

Если мы организуем здесь выборы и демократический процесс, то станет еще интереснее. Появятся, как минимум две политически партии — «повышатели» и «понижатели». Появятся научные школы. Скажем, местные «либералы» будут утверждать, что помимо температуры нужно учитывать еще и среднее значение сахара в крови больницы. Кое-кто (радикалы) может договориться до того, что подвергнет сомнению эффективность больницы при средней температуре 36,6, а кто-то даже осмелится утверждать, что не всегда следует прописывать жаропонижающее при росте средней температуры. Жизнь станет интересной и насыщенной событиями. Здесь могут быть импичменты, перевороты, революции и кровопролития, но априорно не может быть только одного — правильного лечения.

Но вот, что интересно. Нам с вами совсем не нужно разбираться в том какая именно средняя температура является равновесной и в том, нужно ли учитывать сахар в крови, для того, чтобы сделать вывод об абсурдности происходящего, поскольку мы знаем, что вся эта информация имеет смысл только в индивидуальном измерении, в рамках индивидуальных диагнозов и программ лечения. Мы априорно можем сказать, что лечение проводится неверно, поскольку лечится больница, а не больные. Мы сделаем этот вывод потому, что найдется не так много людей, которые не согласятся с тем, что лечение является последствием индивидуального выбора и отказа от других альтернатив использования ресурсов, что целью лечения является более здоровое, чем до него, состояние организма, что это лечение индивидуально, состоит из последовательности шагов и что разнообразные данные, получаемые в результате анализов, должны интерпретироваться в рамках этого лечения и оценки эффективности применяемых средств в данном конкретном случае. Фактически, я сейчас озвучил аксиоматику науки о людях. Субъекты, придерживающиеся противоположного естественнонаучного метода, не могут отвергать абсурдность описанной мною выше ситуации. Они должны углубиться в подробности «критерия эффективности системы» при средней температуре 36,6 и дискуссии о правомерности использования содержания сахара, а их идеологи — начать рассуждать о том, что «больница — это люди», а потому существует и кровь больницы и ее моча, а интересы больницы не только существуют, но и должны иметь приоритет над интересами больного и т. д.

Вывод

Проблема экономической науки в том, что она часто использует непригодный для изучения социума естественнонаучный метод. Причиной этого является практика государственного регулирования, поскольку только применение методов естественных наук позволяет создать в рамках анализа ложный субъект — государство и представить людей в качестве объектов. В отсутствии государств и их отчетности невозможно представить, кому могут понадобиться сведения, которыми оперирует макроэкономика.

В методе социальных наук, основанном на аксиоматичности человеческой деятельности, просто нет места для ложных сверх-субъектов (государства, общества и т. п.), от имени которых можно проводить регулирование.

Естественнонаучные методы в экономике приводят к постоянным ошибкам, кризисам и т. п. Отказ от них сложен для истеблишмента, поскольку отказаться — значит явно признать ненужность не только макроэкономики, но и государственного регулирования и государства в целом.

Upd. В ходе обсуждения выяснилось, что нужно уточнить вещи, которые казались мне очевидными.

1. Естественнонаучный метод вполне может применяться к людям, когда они рассматриваются как объекты. Например, эпидемиология, некоторые разделы этнографии  и т.п. Естественнонаучный метод непригоден для исследования тех явлений, в которых люди выступают как субъекты, совершающие выбор и преследующие собственные цели. Например, в экономике.

2. В примере с больницей нет противопоставления естественнонаучного метода и метода науки о людях. В "настоящих" больницах больных лечат опираясь преимущественно на те же естественнонаучные методы, применяемые индивидуально. Если перенести эту аналогию на экономику, то в ней это противопоставление есть. Естественнонаучные методы невозможно использовать на "микроуровне", они там просто никому не нужны. 

экономика