В городе появился дьявол, и еслине собственной персоной, то в лице подручных по кромешным делам мастерам -множества разной нежити. Ну а там, где, селится нечистая сила, как известно,ничего хорошего произойти не может. Берлиоз с Лиходеевым это точно знают, но ясобственно не о Булгакове, а о Достоевском Федоре Михайловиче.

Рождественские отдохновения, даливозможность провести небольшой литературный эксперимент - с нуля принятьхудожественное произведение, не будучи перед этим отягощенным школьным иликаким-либо другим наследием, связанным с литературным анализом.

А то, как с советской школьнойпарты въестся установка о классовой незрелости Андрея Болконского имелкобуржуазности Евгения Онегина, так и живешь потом всю жизнь с внутреннимсуфлером.

Как это не стыдно, но вынужденпризнаться, что в качестве объекта литературного опыта были избраны ранее непрочитанные «Бесы». Понимаю всю предосудительность подобного невежества. Естьодно нерадостное утешение, что читающих подобную литературу, соответственно иосуждающих тех, кто этого не делает, становится все меньше.

Сознательно ничего не узнавал обэтом произведении Фёдора Михайловича предварительно. Как то - когда написал,при каких обстоятельствах, в какой исторической обстановке, как было воспринятои оценено современниками и тому подобное. Как по мне, значимость подобнойинформации с каждым годом и столетии мельчает, в отличии от растущей ценыхудожественного слова. К примеру, кому сейчас по большому счету интересен политическийконтекст, плотно пропитывающий «Божественную комедию» Данте? Много ли мы знаемо противостоянии гвельфов и гибеллинов или о тонкостях матримониальныхотношений Беллинчоне Берти деи Равиньяни? Вот и я об этом. Зато описания Адавечно.

Так вот, возвращаясь к началумоих записей – в городе появился дьявол. Это первое что приходит на ум во времячтения «Бесов». В тихую, безнадежно провинциальную и тоскливую жизньгубернского города врывается нечто темное и злое, сулящие многие беды. Но если,к примеру, у Булгакова появление Дьявола в Москве скорее даже симпатично, то уДостоевского – страшно.

С одной стороны - патриархальная,пустозвонная, безнадежно застрявшая в вечном вчера «старая Россия», в лицеидеалиста Степана Верховенского - эдакий «милый, добрый, остроумный обломок»,как его характеризует собственный сын.

С другой стороны  - «новая Россия»: Петр Верховенский, НиколайСтаврогин и прочие липутины. Это не пламенные борцы без страха и упрека, аносители всевозможных человеческих пороков и слабостей, одним слово именно то,что надо для дьявольского искуса. Не удивительно, что одному из бесенятДостоевский вложил в уста свое предвиденье будущего России.

«Каждый член общества смотритодин за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Всерабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главноеравенство. Первым делом понижается уровень образования, наук италантов…Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза. Шекспирпобивается каменьями! Рабы должны быть равны: Без деспотизма еще не бывало нисвободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство…Мы уморим желание: мыпустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякогогения потушим в младенчестве».

Был ли прав Федор Михайлович, вопросскорее риторический. Дело скорее в том, насколько прочно замкнут кругповторений российской истории?

Вот такими мне увиделись «Бесы»Федора Михайловича. Подумал по окончанию: и как хорошо, что я прочитал этотроман в сорок, а не как полагалось школьной программой в 16 лет.