3 июля – деньрождения Бориса Самойловича Утевского (1887-1970), известного советскогоученого-юриста. Его перу принадлежит большое количество работ, посвященныхвопросам уголовного права и криминологии. Но моё внимание привлекла егопублицистическая книга «Воспоминания юриста: Из неопубликованного», изданная в1989 году. Особый интерес вызвало описание в этой книге событий, персонажей, с которымиавтор встречался с 1910 по 1917 год, когда был помощником присяжногоповеренного Николая Карабческого, как адвокат в судах вел дела, преимущественноуголовные.
Исходя изописаний автора, можно сравнить, как работалось адвокатам сто лет назад с реалияминаших дней. Сейчас многие жалуются на предвзятость, которая имеет место вукраинских судах. А как было в то время?
Утевскийописывает председателя Киевского окружного суда Болдырева как тупого ибездарного, готового нарушить любой закон по приказу властей. Болдырев былпредседательствующим по делу Бейлиса в 1913 году. Под это дело его и назначилипредседателем суда. Свое назначение Болдырев отрабатывал как мог – егообращение к присяжным в указанном деле было более обвинительным, чем речьпрокурора, хотя эффекта, как известно, не возымело.
Председательпетербургской судебной палаты Крашенинников, со слов Утевского, являлсянегодяем, который должен был родиться во времена инквизиции. Привожу словаавтора об этом судье: «Ненавидел адвокатов и свою ненависть любилдемонстрировать публично. Резкие окрики, лишение слова, пренебрежительный тон,отказ в законных ходатайствах защиты – все пускалось им в ход, чтобы показатьпрезрение к адвокатам и затруднить защиту. Когда выступал прокурор,Крашенинников нарочито внимательно слушал его. Но как только начинал говоритьзащитник, он делал скучающее лицо, начинал перелистывать страницы дела, зевал,смотрел по сторонам и т.д. У него был один излюбленный прием отрытогоигнорирования адвокатов: он брал чистый лист бумаги, карандаш и рисовалкого-либо из присутствующих, а иногда и говорящего адвоката, все время переводяглаза с него на рисунок, с рисунка на него, как это делают художники, рисуя снатуры».
Такое описаниевпору примерять и ко многим современным процессам. Действительность этомуспособствует – во многих районных центрах с совковских времен действуют такназываемые «дома правосудия», в которых на одном этаже находятся прокуратура исуд. Дело, конечно, не в месте расположения этих органов, а в отношениях, когдапрокурор для судьи – «свой», а адвокат – «чужой». Порой прокуроры и судьи дажене смущаются присутствием обвиняемого и защитника, чтобы «заседать» за закрытойдверью в кабинете судьи до заседания или в перерывах. Не потому ли такой низкийуровень оправдательных приговоров в Украине?
Утевскийописывает дело, в котором адвокат заявлял ходатайства одно за другим, нопредседатель неизменно отвечал:
– Окружнойсуд, обсудив ходатайство защиты, определил: в ходатайстве защиты отказать.
Когда вочередной раз суд отказал в удовлетворении ходатайства, адвокат встал, сложилбумаги в портфель и, обращаясь к суду, заявил:
– Присяжныйповеренный …, обсудив отказ Окружного суда в его ходатайстве, определил: отдальнейшего ведения защиты отказаться.
И, взявпортфель, вышел из зала суда.
Председательсуда поставил вопрос о привлечении адвоката к дисциплинарной ответственности,но опоздал. Тот сам подал в Совет присяжных поверенных заявление о своем выходеиз адвокатуры.
В другом делеСовета рабочих депутатов судебная палата под председательством судьиКрашенинникова также отказывала защитникам в ходатайствах, пока те не подалиобращение такого содержания:
«…мы,нижеподписавшиеся, считаем своим профессиональным и гражданским долгом, посоглашению с нашими подзащитными, отказаться от дальнейшего участия вразбирательстве настоящего дела, в котором мы, ввиду постановления особогоприсутствия судебной палаты, не можем выяснить ни исторической, ни юридическойправды, как мы и наши подзащитные их понимаем».
А вот такимисантиментами точно современных адвокатов не проймешь! В этом они бы поучилисвоих предшественников. Сегодня никого уже предвзятым отношением в суде неудивишь. Увы! Хотелось бы верить, что не потребуется еще сто лет, чтобычитатели, сравнивая уровень правосудия с тем, который был в начале ХХ и ХХІстолетия, недоуменно высказывались: «О времена, о нравы!».