Формально между этими двумя событиями никакой связи. На деле связь, как всегда, самая что ни на есть глубокая. В августе, когда украинские вооруженные силы, добровольческие батальоны и части Нацгвардии гнали террористов к восточной границе, приятель отправился в военкомат за повесткой. Через неделю, после медкомиссии, его призвали, через две недели он уже жалел о сделанном выборе, а через месяц у него началась депрессия, из которой он не может выйти до сих пор.

Понимаешь, говорит он, никто ничего не делает. Командир роты – лейтенант двадцати с небольшим лет от роду, которому все до одного места, и который уже научился делать отчеты и изображать вид бурной деятельности, когда приезжает проверка. Реально за два месяца пребывания в части мы считанные разы стреляли и практически ничему не учились. Слаженности ноль, понимания боевых задач ноль, навыков ноль – по всем пунктам сплошной ноль. И все со страшной силой бухают.

Я поинтересовался, а как с этим делом на передовой. Ну, смотря что иметь в виду под словом «передовая», ответил приятель. Если речь о том блок-посте, на котором я оттрубил сорок пять суток под Мариуполем, то, слава Богу, там не было обстрелов. Но если бы что-то такое прилетело, я не знаю, как себя повели бы мои, с позволения сказать, боевые товарищи. Я уж не говорю о боевом столкновении. Потому что систематически залитые мозги и полное отсутствие мотивации – вещь крайне опасная. А с мотивацией у них до ужаса плохо. Ведь военкомы элементарно выполняли план, загребая всех, кто попадется.

Разумеется, считать, что все части, находящиеся в зоне АТО, таковы, как описанная, нельзя. Многие героически сражаются и спасают страну. Но много и таких, кого оторвали от дома для ратного подвига, но так и не дали почувствовать, что в трудное для родины время каждый офицер становится боевым и чтит устав и присягу как самые святые для себя законы.

Я просто смотрю телевизор, читаю новости, говорит мой приятель, и вижу героев. А потом приезжаю в часть, и вижу бардак, безответственность и пофигизм, от которого скулы сводит. Хорошо, что на переднем крае у нас настоящие воины. Но почему буквально на десять-двадцать километров вглубь – и такой беспредел? Будь у нас полная слаженность, постоянная подготовка, ощущения были бы совершенно иными. А так я гляжу и не пойму, кто же мне спину прикроет, случись что. И если честно, желания идти в бой у меня давно нет. Хотя было в самом начале.

Ответы на поставленные вопросы наверняка знает опытный нацгвардеец Степан Полторак, его подчиненный Манжура, начальник Генштаба Муженко, до сих пор не набравшийся мужества покаяться за Иловайскую трагедию, и много других старших и высших офицеров. Ответы знают бойцы Правого сектора, отказавшиеся перейти под руководство Министерства обороны. Ответы во многом получим и мы сами, когда мобилизационная кампания, стартовавшая сегодня, покажет себя во всей красе.

А еще эти ответы очень интересуют «товарищей», сидящих в Кремле.

И только история равнодушно взирает на застрявших в приазовской степи крепко поддавших нацгвардейцев и ничему не удивляется. Просто она видала и не такое.

нацгвардия