«Здравствуйте, дорогие бабушка и дедушка!

Поздравляю вас с днем Великой Октябрьской социалистической революции!

Желаю счастья, здоровья и успехов в личной жизни!

С любовью и уважением, целую, ваш внук Саня».

Это я писал каждый год — с тех пор, как научился писать, а научился я рано, так что успел написать подобных открыток (и получить, кстати, тоже) очень много. И не я один.

Причем все помнили: «Великой» и «Октябрьской» — с большой, «социалистической» и «революции» — с маленькой; работающим — успехов в труде и личной жизни, пенсионерам — только в личной жизни; писать надо в конце октября, чтобы почта успела доставить до праздников (SMS тогда еще не изобрели, как и сами мобильные телефоны).

Если вдруг бабушки-дедушки столь душевных посланий не получали, они искренне волновались и звонили по телефону, чтобы узнать, всё ли в порядке. Их успокаивали, что всё, просто почта, вероятно, особенно загружена.

Посягнуть на ритуал было так же дико и нелепо, как совершить некое святотатство — такое слово тогда уже было, хотя святой была лишь Родина (и, видимо, любовь к ней, которая никем не насаждалась, потому что присутствовала изначально, потому что иначе просто не могло быть).

Мы — дети тех, кто искренне плакал, когда умер Сталин.

«Саня, не лезь на телевидение, не пиши так резко, они тебя используют, а все может поменяться. Твой дядя так никогда не вякал, а все равно посадили, всю жизнь изуродовали, зачем тебе это надо, откуда ты знаешь, что будет завтра…» Это — уже в 91-м.

И вот наступило завтра.

Дети нашего поколения бабушек-дедушек с праздником 7 ноября уже не поздравляют. Они вообще не пишут открыток. Они и SMS-ки пишут с трудом, потому что почти не умеют писать: сейчас учат не этому.

«Папа, училка сказала, что завтра вси повынни прынэ?сты двадцять рублив на вдобства класа. А что такое рублив?»

С праздником, деточки. С нашим бывшим праздником.

И — наверное — с тем, что у вас его нет. И, даст Бог, не будет.

Но что будет вместо...