На постсоветском пространстве последние годы ознаменовались необыкновенным всплеском повсеместного интереса к так называемому лоббизму – явлению, еще не так давно считавшемуся любопытной, но весьма специфической особенностью политической жизни США. Политики и правоведы едва ли не повсюду – от Вильнюса до Тбилиси – почти одновременно заговорили о необходимости имплементации американских практик лоббирования в свои правовые системы, причем в одних странах (той же Грузии) такого рода разговоры уже завершились реальными законодательными шагами, тогда как в других странах (например, России) они продолжают вестись пока еще лишь на уровне доктринальных рассуждений, хотя и здесь, возможно, ждать осталось недолго.

Ко второй группе стран, несомненно, относится и Украина, где своего рода мода на правовое регулирование лоббизма набирает обороты. На сегодняшний день в парламенте уже зарегистрированы два законопроекта (№№ 5144 и 5144-1), в которых предлагается урегулировать права лоббистов, процедуру их регистрации, определить сферы, в которых они могут осуществлять свою деятельность, и даже предусмотреть меры ответственности за нарушение предполагаемых законодательных требований.

Если пытаться понять повальное увлечение законами о лоббизме, то самое простое объяснение лежит на поверхности. Все мощные державы – и США, конечно, не является в этом отношении исключением, - находясь в зените славы, всегда стремятся обеспечить свое влияние не только силой дипломатии или, увы, оружия, но и много более безобидными, но оттого не менее эффективными средствами, не последнее место среди которых занимает правовая экспансия. По образному выражению Р. Кабрияка, право как бы уподобляется «шпаге нации», посредством которой можно элегантно покорять другие народы.

Однако было бы величайшим упрощением видеть в моде на регулирование лоббизма исключительно влияние юридической пропагандистской машины Вашингтона. Как заметил однажды профессор Л. В. Головко, «пропагандистская машина может быть сколь угодно мощной, но ее относительный успех, который имеет место в данном случае, немыслим без некоей питательной среды, чье наличие показывает, что американский опыт лежит в русле потребностей национальных правовых систем и по другую сторону океана».

Дело в том, что лоббизм, под которым обычно понимают совокупность методов воздействия на государственную политику, осуществляемых различными группами (предпринимательскими объединениями, профсоюзами, профессиональными ассоциациями и другими общественными организациями), имманентно присущ любому плюралистическому обществу. Фактически там, где возникают рыночные отношения, общество неизбежно начинает структурироваться в сторону усложнения, превращаясь по мере созревания в развитую систему множества разнообразных, хорошо организованных экономических и иных групповых интересов, пребывающих в сложных отношениях сотрудничества и соперничества, иногда конструктивного взаимодействия, а иногда – жесткой конкуренции. В результате постоянно формируются те или иные групповые притязания, вспыхивают межгрупповые противоречия и конфликты, удовлетворить либо разрешить которые во многом может только государство. Естественно, каждая группа заинтересована в том, чтобы решение было в ее пользу, и если у нее есть возможности, она постарается оказать надлежащее воздействие на соответствующие органы государственной власти. Не случайно, на Западе даже разработана самостоятельная доктрина «делиберативной демократии» (от англ. deliberative – совещательный), сводящая последнюю почти исключительно к процедурам взаимодействия с существующими в обществе группами, ориентированными на достижение эгоистического интереса.

Как бы там ни было, в нашей стране, начиная еще с советских времен, существуют многочисленные и достаточно глубокие научные разработки феномена лоббизма. Его практическим осуществлением в украинских реалиях занимаются яркие и достойные люди (Д. Базилевич, Е. Одарченко и многие другие), отнимать у которых хлеб автор настоящих строк не имеет ни малейшего желания. Ему только хотелось бы привлечь внимание читательской аудитории к такому сравнительно малоизученному аспекту лоббистской деятельности, как судебный лоббизм.

В современной мировой практике личность судебного лоббиста представлена прежде всего в процессуальной фигуре «друга суда» (amicus curiae ). Как отмечают специалисты (Г. Вайпан), ее появление связано с постоянной трансформацией правосудия от «традиционной» к «общественно-правовой» модели. Если в первом случае задача судов состоит в разрешении конкретного спора, то во втором совместные усилия суда и участников процесса направлены на решение какой-либо значимой проблемы в масштабах общества. Иными словами, институт amicus curiae связан с двумя параллельно идущими процессами – повышением общественно-политической значимости правосудия и его демократизацией: поскольку суды играют все более важную роль в решении вопросов общественно-политического устройства, постольку со стороны представителей гражданского общества закономерно возникает спрос на более активное и непосредственное участие в рассмотрении значимых судебных дел.

В каких же конкретно формах может заявить о себе «друг суда».

Прежде всего та или иная группа, не являющаяся непосредственной стороной в споре, но желающая в нем участвовать, может с согласия официальных сторон или самого высшего (в том числе конституционного) суда предоставить меморандум ( amicus brief ), содержащий краткое изложение дела и дополнительную информацию, имеющую к нему отношение, но неизвестную судьям. Изначальная, традиционно нейтральная роль «друга суда» именно в том и состояла, чтобы снабжать суд новой информацией, полезной при рассмотрении дела. Однако в юриспруденции, по крайней мере, англосаксонской, эта роль постепенно трансформировалась из нейтральной в позиционную. В настоящее время «друг суда» - не только или даже не столько друг суда, сколько представитель той или иной стороны в судебном споре, открыто занимающий и защищающий ее позицию, что, конечно, сближает его с чистопородными лоббистами.

Скажем, в Великобритании, как свидетельствует статистика, по 40 % дел, рассматриваемых Верховным Судом, привлекаются «друзья суда», которые именуются в этой стране interveners . Если общее количество дел, в которых они принимают участие, принять за 100 %, то в 41 % случаев таковыми являются неправительственные организации, 36 % - Правительство, 15 % - государственные органы, 4% - конкретные личности и в таком же количестве – частные компании. При этом следует лишний раз подчеркнуть, что intervenersвсегда выступают на чьей-то конкретной стороне – апеллянта или ответчика – и соответственно выражают позицию одной из противоборствующих сторон, что полностью соответствует буквально воспринятому англосаксами принципу состязательности.

С точки зрения интересующей нас проблемы участие «друзей суда» имеет важное значение еще и потому, что оно способствует расширению диапазона судейского познания. Как следствие, судьи получают дополнительную возможность сослаться в своих решениях на аргументацию, озвученную в ходе процесса «друзьями суда» или переданную ими суду в письменной форме. К примеру, в решении лорда Филлиппса по делу RvGoverningBodyofJFSприведена информация, предоставленная ему «Объединенной синагогой», Советом британских евреев и рядом других общественных организаций. В этой связи показательно, что если в последние годы существования Апелляционного комитета Палаты лордов (2005-2009 гг.) с участием «друзей суда» было вынесено 97 решений, то на протяжении 2009-2012 гг. Верховный Суд привлекал данную категорию участников судопроизводства уже по 113 делам.

Добавим к сказанному, что ничто не мешает судебным лоббистам воздействовать на суды теми же методами, что и на исполнительные органы или легислатуры. Так, во время слушаний в Верховном Суде США знакового дела Roev. Wade, посвященного конституционности абортов, заинтересованные группы в лучших традициях кинофильмов «Здесь курят» и «Война Чарли Уилсона» организовали «давление с мест» – многочисленные потоки писем и телеграмм в Суд от рядовых граждан (классический прием лоббиста). Обычно Верховный Суд получал до 1000 почтовых отправлений, но в данном случае были дни, когда их поступало до 40 тыс. Размах этой лоббистской кампании, в которой участвовало более 400 организованных групп, и тот факт, что по методам ее организации, ведения и средствам воздействия она лишь немногим отличалась от классических кампаний давления на законодательные или исполнительные органы власти, побудили американских журналистов прийти к весьма примечательному заключению: и сторонники, и противники абортов «относились к Верховному Суду так, словно это был Конгресс, рассматривавший очередной законопроект, а не судебный орган, обсуждавший вопросы права».

В этой связи примечательно, что в новом проекте Закона о Конституционном Суде Украины, который в скором времени будет внесен в парламент, в ч. 3 ст. 101 предусмотрено положение, в соответствии с которым «любое лицо, не являющееся участником конституционного производства, может подать в Конституционный Суд письменную обоснованную позицию ( amicus curie ) по вопросам, вынесенным на рассмотрение Суда». Это мудрое и взвешенное законодательное решение. Ведь перед органом конституционной юрисдикции чрезвычайно редко, но все же ставятся проблемы из области медицины и биоэтики, экологии и охраны природных ресурсов, компьютерных технологий и Интернета, по которым судьи испытывают острый дефицит информации хотя бы по той простой причине, что многие из указанных проблем толком не разработаны ни в теории, ни на практике. А значит, в таких делах потребность в поддержке со стороны гражданского общества и его агентов как никогда актуальна.

Таким образом, практику внедрения «друзей суда» следует воспринимать не только как удобный канал для лоббизма, но и как средство широкой демократической легитимации судебной власти.