День Адвокатуры

В последнее время об обысках у адвокатов и проблемах соблюдения адвокатских гарантий не писал только ленивый.  И все же я надеюсь, что  мой пост на эту тему будет полезен, так как во-первых – основан на личном опыте,  а во-вторых содержит юридически значимые  выводы.

Итак, часть первая – лирическая.  За пятнадцать лет адвокатской карьеры самым ярким, пожалуй, получилось у меня  празднование дня адвокатуры  в 2013 году.

19 декабря 2013 года,  7-40 в мою дверь позвонили интеллигентного вида молодые люди, в руках одного из них оказалось определение  Шевченковского суда города Киева о производстве обыска в моей квартире. 

Автоматчиков в масках не было, визитеров было всего 4 человека – следственная группа  (следователь и оперативный сотрудник управления СБУ в Одесской области) и двое понятых.

В определении суда в числе подлежащих изъятию предметов (в бумажном или электронном виде, на любых носителях) были  указаны как  документы, которые заведомо обязаны были у меня быть (получены мною как адвокатом  от клиента в рамках ведения гражданского процесса о восстановлении в должности), так и документы/предметы,  не только у меня  отсутствующие, но и, насколько мне  известно, в принципе не существующие (созданные воображением следствия).

Ухвала была написана грозно, но при этом содержала ряд очень существенных дефектов  – во-первых, там  не было ни слова написано о моем адвокатском статусе, и ходатайствовал об обыске  не Генеральный прокурор или его заместитель, и не прокурор области, а  рядовой сотрудник Генеральной прокуратуры; во-вторых – в качестве обоснования проведения обыска было указано, что юридическая компания «Приватна справа», соучредителем и директором которой я на  тот момент  являлась, «специализируется на открытии и обслуживании офшорных компаний», что является наглой, абсолютной ложью. За все время своего существования юридическая компания «Приватна справа» специализировалась на ведении судебных дел в хозяйственном, административном и гражданском процессе, при этом большинство  постоянных клиентов были субъектами государственного сектора экономики. Моей фирмой за девять лет существования не было ни создано, ни «обслужено» ни одной (!) офшорной компании и лишь однажды (!)  лично мне как адвокату довелось составлять кассационную жалобу и представлять в хозяйственном процессе  предприятие с офшорной юрисдикцией.

Объяснять это  одесской следственной группе было  как-то глупо – они должны были производить обыск по отдельному поручению своих  коллег из центрального аппарата и  возможности отказаться от выполнения подобного поручения действующий УПК не предоставляет.  Заинтриговало меня и упоминание об офшорах – если предположить, что целью обыска являлось не отстранение меня  как адвоката от ведения дел с конкретным клиентом, а действительно  проверка предоставленной кем-то ложной информации, то пусть уж лучше «придут, понюхают и пойдут прочь», чем пытаться сейчас не допускать правоохранителей к обыску и тем самым  усиливать подозрения в свой адрес. Ну и наконец очень важным был тот фактор, что в квартире я проживаю вдвоем с дочерью, которой было на тот момент 2 года, и пугать ребенка конфликтом со взрослыми дядьками не хотелось.

Обыск состоялся, и если бы правоохранительные органы проводили  конкурс на лучшее проведение обыска,  то этот  получил бы не только первый приз за  четкое соблюдение требований УПК при его проведении и фиксации, но и «приз зрительских симпатий» за гуманизм и проявленное уважение к семье обыскиваемого – следственная группа терпеливо ждала, не начиная обыск, пока придет соседка и заберет  дочку к себе, а при изъятии «электронных носителей» следователь  попросил отвёрточку, и из  ноутбука были вынуты, упакованы и опечатаны исключительно жесткие диски. 

Спустя пару месяцев по этому делу меня допросили в качестве свидетеля, а еще месяца через  три,  по окончании экспертизы по восстановлению всех удаленных файлов,  пригласили уже в Киев  на Владимирскую отдавать жесткие диски. Этот визит совпал с предъявлением обвинения подозреваемому, и оказался полон открытий чудных:  я узнала, что оказывается в отношении меня велись еще и негласные следственные действия, которые ничего не дали (получила уведомление об этом),  но  что самое главное –  мне сообщили, что по этому делу  я и не свидетель никакой,  и вообще как сказал бы наш нынешний Генеральный прокурор не «фигурант», поэтому было бы хорошо, было бы просто даже за-ме-ча-тель-но, если бы я согласилась стать защитником обвиняемого (что и было сделано).

С «лирической» частью в общем-то все. Но несмотря на внешнюю «милоту» этой почти рождественской истории, не спешите говорить  «ми-ми-ми».  В  результате проведения  как  этого обыска, так и  негласных следственных действий,  разрешение на проведение которых видимо тоже получалось без указания моего адвокатского статуса, органы дознания и  следствия получили  доступ к массе информации как профессионального (в том числе содержащего адвокатскую тайну по другим делам), так и личного характера.  Конкретно по этому делу у меня есть сведения лишь об одной утечке информации -  один из фигурантов по делу пересказывал мне в дальнейшем содержимое моей личной интернет-переписки, которое, по его словам, он узнал от оперативных  сотрудников.  Но это не значит, что в других подобных делах все обстоит также радужно.

В  целом необходимо признать,  что действующий УПК не защищает адвокатов (как и других лиц) от необоснованного проведения обыска. Но об этом подробнее во второй части. 

Часть вторая, юридическая. 

Обыск  проводится с целью выявления и фиксации сведений об обстоятельствах совершения уголовного правонарушения, розыска орудий уголовного правонарушения или имущества, которое было добыто в результате его совершения, а также установления местонахождения разыскиваемых лиц.

В ходатайстве об обыске должны быть указаны основания для его проведения; доводы следователя (прокурора) должны быть подкреплены материалами дела, которые прилагаются к ходатайству.  

Обыска у адвокатов имеют ряд специфических особенностей, призванных защитить профессиональную деятельность адвокатов от злоупотреблений со стороны правоохранителей,  во-первых – ходатайствовать об обыске может только Генеральный прокурор , его заместитель, или руководитель прокуратуры областного уровня, о производстве обыска должна быть уведомлена местная Рада адвокатов и ее представители имеют право присутствовать при его проведении; во-вторых – запрещено изъятие предметов и/или документов, содержащих адвокатскую тайну. 

Особенностями действующего УПК является:

- закон не содержит требований к следственным судьям проверять  наличие адвокатского статуса у лица, которое (владение которого)  будет подвергнуто обыску.

На практике это означает, что из нескольких известных мне в «реальной жизни» (не по СМИ либо публикациям в фейсбуке) обысков у адвокатов ни один не был оформлен надлежащим образом (с указанием,  что обыск производится у адвоката  и уведомлением Рады адвокатов о его проведении).

- оснований  для недопуска к обыску при наличии определения об обыске  действующий УПК не содержит.  Всем известен  недавний случай, когда при попытке провести изъятие по чересчур «широкому»  (предусматривающему изъятие электронных носителей, которые, помимо запрашиваемой,  предоставили бы допуск к массе иной охраняемой законом информации) определению  Печерского суда НАБУ привлек собственный спецназ для обеспечения сохранности своей информации. Прокуроры покрутились, провели выемку документов, только непосредственно имеющих отношение к уголовному производству,   и вынуждены были удалиться.

Но у адвоката как правило нет своего спецназа (если он не Артем Сытник), более того – спецназ может быть задействован лицами, проводящими обыск.  Поэтому практика изъятия электронных носителей и иных предметов, составляющих адвокатскую тайну не столь радужна.  В столь нашумевших недавно обысках адвокатов, проведенных НАБУ, насколько мне известно, комитету по защите прав адвокатов Киевской области удалось отстоять профессиональные права коллег и носители, содержащие адвокатскую тайну, не были изъяты.  А вот на проведенный недавно следствием ДФС   обыск адвоката в Одесской области  коллег даже не допустили.

- действующий УПК не предусматривает возможности обжалования определения следственного судьи или какого-либо иного механизма проверки обоснованности проведения обыска непосредственно после его проведения. Замечания к такому определению можно представить на подготовительном заседании суда, по окончании досудебного следствия. 

Но что делать в том случае, когда дело  вообще никогда не будет передано в суд, или не будет передано  в суд по тому  лицу, у которого проводился обыск?

Известно, что  обыска у адвокатов далеко не всегда проводятся для того, чтобы в итоге довести дело до суда. Часто проведение обыска используется как средство давления на «неудобного», с принципиальной позицией адвоката, или как средство для получения компромата, либо просто конфиденциальной информации (как профессиональной, так и личной) в отношении какого-либо лица, или даже как средство изъятия  и уничтожения каких-либо «ненужных» следствию предметов или доказательств (у одного из моих клиентов в начале 2000 годов по делу о невыплате заработной платы пытались изъять при обыске и в дальнейшем «потерять» оригинал лицензии на разработку месторождения).

На практике это означает, что определения  следственного судьи далеко не всегда соответствуют  требованиям УПК, а ходатайства о проведении обыска зачастую подкреплены симулякрами, а не реальными доказательствами.

Так, например, в ходатайстве о проведении в 2013 году обыска у меня был положен…. рапорт оперативного сотрудника СБУ о том,  «что по имеющимся сведениям, юридическая компания «Приватна справа» занимается открытием и  обслуживанием офшоров.  Ничем  и никем не подкрепленный рапорт, который мне и в руки попал только потому, что я как защитник обвиняемого ознакомилась с ним  в числе материалов законченного следствием дела. 

Таким образом, при проведении обыска с явными, грубыми нарушениями, допущенными на стадии подачи ходатайства и получения определения следственного судьи, у лица, чьи права нарушены, есть только общие пути защиты своего нарушенного права. К ним можно отнести жалобу (заявление) на действия судьи с целью привлечения его к дисциплинарной или уголовной ответственности (при наличии нарушений на стадии вынесения определения следственного судьи) либо жалобу  (заявление) на действия  следователя, прокурора, в том числе о совершении ими должностных преступлений, в случае допущения  нарушений на стадии подачи и обоснования ходатайства о проведении обыска. 

Кроме того, для предотвращения дальнейших нарушений, необходимо законодательно предусмотреть обязанность следственного судьи при вынесении такого определения проверять наличие статуса адвоката у лица, которое планируется подвергнуть обыску, а при ведении реестра адвокатов – предусмотреть внесение в реестр адресов всех рабочих мест адвокатов,  а не только «основного места»,  как это делается в настоящее время.